Валентин Бочкарев: Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том V

Кроме описанных волнений, были еще в 1812 г. случаи неповиновения властям и другие тому подобные беспорядки и замешательства в губерниях Костромской, Архангельской, Екатеринославской, Калужской, Орловской, Нижегородской, Казанской, Саратовской и Тобольской (Варадинов. «История Мин. Внутр. дел», ч. II, кн. I, стр. 250–251). Но дела о некоторых из них не сохранились а на волнениях маловажных и к тому же не имеющих никакого отношения к нашествию Наполеона я не считаю нужным останавливаться в этом очерке. В дальнейшем изложении я буду говорить лишь о тех волнениях крестьян после 1812 г., которые так или иначе связаны с Отечественной войной.

Passenans. La Russie et l'esclavage. P. 1822, I, 204.

По словам тверского помещика Вилькинса, «стали там и сям поговаривать тихонько о вольности, роптать на отягощения работами и притеснения от помещиков. Меньше умеренные и легковерные доводили свои жалобы до начальства, между тем как опытнейшие и более рассудительные в молчании приглядывались и ожидали последствий. Местами готов был появиться дух возмущения против владельцев. В одной Тверской губ… в течение короткого времени 5 военных экзекуций были посланы в разные места для усмирения помещичьих крестьян да столько же, если не больше произведено следствий по поданным от крестьян на владельцев своим жалобам». «Земледельческий журнал», 1832 г., № 6, стр. 315–316.

Мы видели из свидетельств о смоленских помещиках, что этого далеко нельзя считать общим правилом.

Однако в 1815 г. набор был произведен, но его не было в 1816 и 1817 гг.

В проекте этого манифеста, написанном Шишковым, следовали далее слова: «на обоюдной пользе основанная», но государь вычеркнул их, воскликнув: «Я не могу подписать того, что противно моей совести и с чем я нимало не согласен».

А между тем крепостные нетерпеливо ожидали освобождения. 4 июня 1814 г. дворовый Муромцевой Мелентьев писал в Москву своему знакомому, также дворовому: «Скажу тебе по секрету: у нас здесь слух очень происходит важный для нас, который также делается секретно, чтоб в России крепостной народ сделать свободными так, как во прочих землях, от господ отобрать как людей, так и крестьян». Мещанинов представил письмо, полученное его дворовым, в полицию, Мелентьев был посажен в крепость, и на допросе в «комитете 13 янв. 1807 г.» показал, что впервые узнал об этом слухе в трактире, второй раз — от встречных на улице, а затем «у Исакия, когда вводили ополчения», мальчик продавал манифест о мире (мир с Францией был заключен манифестом 18/30 мая 1814 г.). Когда Мелентьев купил и стал читать манифест, то некоторые в толпе говорили ему: «а вот сказали, что будто прислано, чтоб народ крепостной сделать свободным». Мелентьев был освобожден 12 октября, но со взятием подписки, что «о подобных сему предметах ни писать, ни говорить ни под каким видом нигде и ни с кем не будет». (Арх. Госуд. Сов.)

Шишкин несколько иначе, чем пензенский прокурор, описывает начало здешнего волнения.

В письмах одной современницы слова ратников изложены несколько полнее: они говорили, «что у них не обрита борода, и их не приводили к присяге, значит, они не настоящие солдаты. Если бы государь нуждался в войске, то велел бы объявить рекрутский набор, а в ополчение государственных крестьян не берут, значит все это выдумка помещиков, и указ вовсе не от государя, а от их же начальников».

В одной народной песне Наполеон носит имя: «Франец Полион». «Песни, собранные П. В. Киреевским», вып. X, 6.

Так как некоторые помещики в утешение им говорили, что они отдаются на время «и может быть, не более, как на три месяца» (к этому подало повод слово «временное» в манифесте об ополчении). Сходной с этим причиной было вызвано и волнение трех батальонов киевской милиции в начале декабря 1807 г. в Балте и Дубоссарах. Помещики, отдавая своих крепостных в милицию, говорили им, что предстоящая им служба временная, что государь их не только распустит, но и наградит. Действительно, в манифесте 30 ноября 1806 г. было сказано, что по миновании ныне угрожающей опасности «ополчения положат оружие и возвратятся в свои дома и семейства, собственным их мужеством защищенные, где вкусят плоды мира», и далее государь императорским своим словом торжественно обещал «излить щедроты и милости и вознаградить почестями и знаками отличия» всех ознаменовавших усердие к отечеству, личною храбростью и другими полезными деяниями. Киевские милиционеры поняли это так, что награда их будет состоять в избавлении их от крепостной зависимости, что после войны они пойдут по домам и станут казаками, как их предки. Некоторые помещики уверяли их, что, в вознаграждение за службу, их никогда не отдадут в рекруты. Между тем после заключения мира с Францией, манифестом 27 сентября 1807 г., было разрешено помещикам, мещанским обществам и казенным селениям оставлять в военной службе всех тех ратников, кого они пожелают оставить, с выдачей им за них рекрутских зачетных квитанций. Это повело к распространению между ратниками киевской милиции слухов, что их всех отдадут в солдаты. Несколько унтер-офицеров уверили товарищей, что государь об этом не знает и что повеления эти изданы помещиками по соглашению с командирами милиции. Выбрав себе начальников, атаманов и предводителей, три батальона направились обратно на родину, но были остановлены и обезоружены. Двести человек были наказаны немедленно, а 72 человека, признанные зачинщиками, подвергнуты различным наказаниям: сданы в рекруты, высечены шпицрутенами или, по наказании плетьми или кнутом, сосланы на поселение. «Русская Старина», 1895 г., № 7, стр. 188–191. «Записки С. А. Тучкова», Спб., 1908 г., стр. 279–281.