Другое важное критическое замечание связано с тем, что ориенталистские или полуориенталистские мотивы в описаниях варварства и дикости нередко встречаются у многих путешественников из европейских столиц при описании провинции вообще. Даже Бальзак сравнивал крестьян юга Франции с «дикими» американскими индейцами. Это обстоятельство требует ясного разграничения, выяснения общего и особенного в описаниях оппозиции урбанистических центров и провинции в любой части Европы того времени, с одной стороны, и западноевропейского дискурса Восточной Европы — с другой. Такое разграничение, на наш взгляд, провести можно — французская провинция концептуализируется французскими путешественниками как полудикая часть собственного общества и не выполняет функции конституирующего иного, в отличие от Восточной Европы. Но в книге Вульфа рассуждений на эту тему мы не найдем. Обогатил бы книгу и более подробный анализ немецких источников, в том числе даже таких ключевых для темы Восточной Европы, как трактаты Лейбница [3] Более подробный анализ немецких источников смотри в работах: Lemberg Hans. Zur Entstehung des Osteuropabegriffs im 19. Jahrhundert. Vom «Norden» zum «Osten» Europas, in: Jahrbücher für Geschichte Osteuropas, NF, 33.1985. S. 48–91; Groh Dieter , Rußland im Blick Europas. 300 Jahre historische Perspektiven. Frankfurt. 1988; Kopelev Lev (Hg.), West-östliche Spiegelungen. Reihe A. Russen und Rußland aus deutscher Sicht. Band 2, 18. Jahrhundert: Aufklärung, München, 1987.
. Но все эти недостатки никак не отменяют того факта, что вместе с более поздними книгами Марии Тодоровой о дискурсе Балкан и Айвера Ноймана об использовании образа «чужого» в воображаемой географии исследование Л. Вульфа принадлежит к канону литературы о ментальных картах [4] Todorova M. Imagining the Balkans. New York, 1997; Neumann her B. The Uses of the Other. «The East» in European Identity Formation. Minneapolis: Univ. of Minnesota Press, 1999.
.
Кстати, одной из общих проблем литературы о ментальных картах — и книга Вульфа здесь не исключение — является невозможность верификации анализируемых описаний. Мы знаем, что они тенденциозны, знаем, что оптика наблюдателей во многом предопределена господствующими дискурсами. Но степень и характер тенденциозности, как правило, остаются невыясненными. Ведь в самом утверждении, что Восточная Европа была по сравнению с Западной более бедной, отсталой, если угодно — дикой, никакой тенденциозности еще нет. Насколько соответствуют действительности те иллюстрации и объяснения природы отсталости, которыми пользуются авторы описаний и путевых заметок? Сколько в каждом конкретном случае искреннего заблуждения, сколько сознательного изобретательства, сколько умолчания? Пока что у нас нет исследований, позволяющих ответить на эти вопросы, — но помнить о них важно еще и для того, чтобы при чтении книги о конструировании образа полуварварской Восточной Европы не возникало желания подумать, будто отсталость России лишь выдумка западных путешественников.
Вульф начал работу над своей книгой в начале 90-х годов. Это было время триумфа «нового издания» дискурса Центральной Европы. Вульф упоминает о нем в начале книги как о попытке преодолеть «доминирующий дискурс Восточной Европы» со стороны интеллектуалов в Чехии, Венгрии, Польше и других странах. В стремлении определить новое место своих стран в воображаемой географии Европы многие центральноевропейские интеллектуалы использовали Россию в том качестве, в котором французские деятели Просвещения использовали Восточную Европу — а именно в качестве конституирующего иного для создания образа «своей Европы» [5] Подробнее о дискурсе Центральной Европы и месте в нем России см.: Миллер А. И. Тема Центральной Европы: история, современные дискурсы и место в них России // Новое литературное обозрение. 2001. № 52 (6). С. 75–96.
. В довольно длинном списке тех участников полемики о Восточной и Центральной Европе, чьи идеи оказали на него влияние, Вульф называет Милана Кундеру — автора ключевой для этого дискурса статьи «Похищенный Запад» и наиболее откровенного пропагандиста русофобских мотивов среди герольдов идеи Центральной Европы — и не упоминает Иосифа Бродского, который ответил Кундере в 1986 году в статье «Почему Милан Кундера не прав в отношении Достоевского». Между тем в споре Бродского с Кундерой Вульф оказывается на стороне Бродского. Бродский уже тогда сформулировал очень важный тезис, в отношении которого многие страницы книги Вульфа выполняют функцию развернутого научного доказательства: «Кундера, как и многие его братья-восточноевропейцы, стал жертвой геополитической истины, придуманной на Западе, а именно концепции разделения Европы на Восток и Запад» [6] Brodsky Joseph. Why Milan Kundera Is Wrong About Dostoevsky? // Cross Currents. 1986. № 5. C. 477–483. Цитата со с. 481.
. Эти слова были написаны в ответ на рассуждения Кундеры о том, что страны Центральной Европы были частью Запада и в результате предательства, совершенного Западом в Ялте, оказались отданы на поругание и растерзание советскому режиму, который является естественным продолжением глубоко чуждой Европе российской цивилизации. Вульф убедительно показал, что в представлениях Запада Россия, Польша, Венгрия, Чехия принадлежали к одному «цивилизационному ареалу» Восточной Европы, что Сталин в Ялте вовсе не «крал» у Запада часть этого ареала, а Черчилль с Рузвельтом не предавали Центральную Европу уже потому, что в их представлениях этой Центральной Европы просто не было. Он показал, что та линия на карте Европы, по которой прошел «железный занавес», «чудесным» — а на самом деле вполне закономерным — образом совпала с делением континента, глубоко укорененным в западной мысли на протяжении без малого двух столетий.
Читать дальше