Андрей Андреев - Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века

Похожим образом обустраивались в Гёттингене и другие русские студенты. Так, Александр Тургенев, прибывший несколько позже Гусятникова, в середине сентября, тоже начал знакомство с городом с визитов к «знатнейшим профессорам»: Гейне, Пюттеру, Блуменбаху, Геерену, Шлёцеру, Мартенсу и отметил, что «они все отменно ласково принимают чужестранцев, особливо русских». 9 октября (н. ст.) 1802 г. он был принят в студенты университета, о чем с гордостью писал родителям: «Можно уже поздравить меня с званием академического гражданина; третьего дня получил я диплом и законы, и обещался Проректору наблюдать в точности все в них предписанное. Я заплатил 5 талеров, половину только того, что обыкновенно берется с дворянина, для того, что я уже учился в Московском университете». Хотя лекции еще не начинались, Тургенев по врученному ему каталогу сам намечает план занятий, который потом пошлет отцу. Более пяти лекций ему брать не советовали, «потому что на каждую должно час повторения — это составит 10 часов в день, да еще дома учиться по-английски — для этого с повторением нужно также два часа. Всего составит 12 часов в сутки». И о том, что такие усердные занятия — не преувеличение, свидетельствует признание Тургенева спустя месяц, что ему «сперва трудно очень показалось сидеть по крайней мере 12 часов в день, но чем больше занимаешься, тем больше находишь удовольствия в этом» [434] Тургенев А. И . Указ. соч. С. 23, 31. .

Направление занятий Александра Тургенева определялось его общим интересом к истории. Он слушал профессоров Буле (логику и метафизику), Шлёцера («историю северных государств и наиболее Российской империи»), Геерена («европейскую историю разных областей»), Мартенса («историю важнейших переворотов в Европе 1б столетия») и Бутервека (эстетику и литературу). Кроме того, об интересе Тургенева к естествознанию свидетельствовало его желание слушать лекции Блуменбаха по натуральной истории (еще в Москве он переводил его учебник на русский язык) и по физиологии растений у Гофмана (последний был директором Гёттингенского ботанического сада). Многие из этих курсов посещали и другие русские студенты (за исключением медиков Воинова и Двигубского, которые учились отдельно), так что, чтобы лучше организовать усвоение пройденного материала Тургенев «уговорился с другими собираться и говорить между собою о том, что мы в эту неделю слушали на лекциях». Тогда же он близко сдружился со своими товарищами: с Гусятниковым, который, по его мнению, «совершенно посвятил себя учению и наиболее древностям»; с Фрейгангом, «добрым и умным молодым человеком, желающим, также как и я, учиться — а не просто вояжировать с пустотою в сердце» [435] Там же. С. 22, 24. .

О серьезности научных интересов Тургенева свидетельствуют и те частые личные беседы, которые он вел с гёттингенскими профессорами. Например, с Буле Тургенев беседовал о Канте и его философии, причем ученый «с негодованием» рассказывал русскому юноше о том, что «нынешний прусский король, бывая часто в Кёнигсберге, не только не посетит, но и не спросит о Канте». В дальнейшем, Тургенев прилежно слушал лекции Буле по логике и метафизике, из которых выносил, по его мнению, «благодетельные следствия»: он записывает в дневнике, что «метафизика держит в деятельности способности мыслить и делает способным к мысленному напряжению, что для моей природной лени очень хорошее лекарство» [436] Там же. С. 186, 217.

Наиболее любопытные, на наш взгляд, строки писем из Гёттингена свидетельствуют не просто о гостеприимном отношении здесь к русским студентам в начале XIX в., но о присутствии своего рода «русской партии» профессоров, испытывавших горячую симпатию к России и приветствовавших ее уроженцев, которые приезжали сюда за европейской ученостью. Возникает естественный вопрос: какие причины определяли такое отношение ученых и почему оно так ярко проявлялось именно в это время?

В 1802 г., когда с подписанием «всеобщего мира» (Амьенского договора) Европа, наконец, вздохнула свободно после десятилетия непрерывной войны, для Гёттингенского университета наступила «золотая пора». Сюда устремились студенты со всей Германии. Особенно много среди них было дворян: даже из таких старых университетских городов, как например Лейпциг, титулованные родители предпочитали посылать сыновей именно в Гёттинген (а Александр Тургенев вспоминал о пребывании здесь даже баварского принца). В университете было много датчан, шведов, венгров, приезжали студенты из английских земель («чудаки с карманами полными гиней»), был и один англичанин с недавно завоеванной Мальты. Приезжие французы также пользовались здесь почетом, причем в их число входили сыновья известных деятелей Французской революции (например, у Гейне учился сын живописца и революционера Давида). С территории Российской империи университет наполняли, как уже было сказано, лифляндские и курляндские бароны (русские студенты хотя и дружили с ними, но предпочитали жить отдельно, своей особой колонией).