Валентин Пикуль - Париж на три часа

Лаборд оказался осведомленнее министра:

- А вы разве не знали, что Руже де Лиль, автор "Марсельезы", двоюродный брат генерала Мале? От этой "Марсельезы" до парижских событий двадцать третьего октября якобинцы провели четкую прямую линию. И не она ли, эта линия, трагически рассекла ваш кабинет, заодно в комической форме задев и вашу спальню? Простите, - извинился Лаборд, - но мне кажется, что "Марсельеза" еще не снята с нашего репертуара...

***

23 октября 1812 года империя Наполеона была на три часа подорвана изнутри - в самом сердце Парижа, и власти хорошо понимали, что Наполеон не простит их слабости и растерянности, которые они обнаружили в день переворота. Теперь предстояло заново приводить к присяге колоссальный аппарат имперских чиновников и брать дополнительные клятвы с господ офицеров...

Впрочем, для генерала Мале теперь не было нужды анализировать события (хотя он твердо верил, что если бы Лагори и Гидаль оказались решительнее и не занимались пустяками, они могли бы еще освободить его из-под ареста, а империя встала бы перед угрозой возвращения Парижа к республике).

Но...

- К чему додумывать! - убеждал себя Мале, вышагивая по камере тюрьмы Аббатства. - Пора готовить себя к концу...

Обвинительные акты он не стал даже читать:

- Зачем? Вряд ли здесь кроется что-либо приятное для меня. В моем возрасте лучше поберечь себя от всякого вздора!..

В срочном порядке была образована военно-судебная комиссия, во главе которой был поставлен граф Дежан (тоже бывший республиканец - генералу Мале везло на них).

Мале первым и предстал перед своими судьями.

- Прошу учесть мое заявление, - начал он сразу, еще с порога, - виновником всего произошедшего в Париже я считаю только одного себя, и никто более в этом не виновен!

- Но заговор невозможен для одного человека, - допытывался граф Фрошо, тоже попавший в число судей. - Кто же ваши главные помощники?

- Странный вопрос, - хмыкнул Мале.

- Может, и странный. Но кто же ваши сообщники?

- ВСЯ ФРАНЦИЯ, - ответил Мале, - и даже вы, граф Фрошо, если бы мне и моим планам сопутствовал окончательный успех.

- Обвиняемый, - вступился Дежан в защиту префекта, - у вас отнято право говорить от имени империи... Франция - это наш император, это слава нашего императора!

- Вот именно, - согласился Мале. - Я всегда утверждал то же самое... Но куда делась слава французов? О-о, я понимаю теперь - она загнана вами в нищенские подвалы или на чердачные мансарды, униженная и ограбленная тем же императором, которого вы так восторженно прославляете. Впрочем, так и надо: порох ведь тоже хранят в подвалах.

- Остановитесь, Мале: у вас очень мало доказательств...

Мале почти беспечно рассмеялся в ответ:

- Какие же вам нужны еще доказательства? Разве мой заговор не доказал всю гнилость империи Наполеона? Я, один только я, бежавший ночью из бедлама, выхожу, почти безоружный, на улицы Парижа и за три кратких часа разваливаю весь государственный аппарат вашей хваленой и непобедимой империи...

***

Настал день суда... Большинство обвиняемых были офицерами Десятой когорты или войск парижского гарнизона.

- Эти люди ни в чем не виновны, - оправдывал их Мале. - Они, как честные солдаты, повиновались генеральским приказам, мало задумываясь над их смыслом...

Защита Мале не могла им помочь. Прокурор в своей речи назвал участников мятежа преступниками от рождения.

- Взгляните на этих разбойников! - призывал он публику. - Как выразительно сама природа начертала на их лицах следы всяческих пороков! Нет, для таких чудовищ не могут быть дороги заветы священной присяги, данной ими императору... Это они стремились ввергнуть Францию в ужасы новой революции!

Граф Дежан по очереди вызывал обвиняемых:

- Что вы можете заявить в свое оправдание? Пожилые служаки могли только перечислить перед судьями заслуги боевого прошлого, а граф Дежан кричал на них:

- Этого мало! Теперь каждый француз имеет заслуги... Бедный Сулье перечислял битвы, в которых участвовал; щупая свое тело, он вспоминал уже забытые контузии и раны.

Но граф Фрошо уже звонил в колокольчик.

- Слово предоставляется защите! - торжественно возвестил он и показал на пустые ряды адвокатских кресел.

- Стыдитесь! - выкрикнул Мале. - Ни один адвокат Парижа даже не явился на этот суд, все они придавлены страхом за свои лощеные шкуры... О какой защите может идти речь? Разве же человек, выступивший на защиту прав Человека, может нуждаться в какой-либо защите?