Ги Бретон - От великого Конде до Короля-солнце

— Как, мадам, неужели вы так быстро успокоились?

— Напротив, сир, — отвечала та, — я по-прежнему трепещу и потому пришла искать защиты у сына Марса».

В следующем месяце Пимантель, посланник испанского короля, прибыл в Париж, чтобы подготовить мирный договор, первым условием которого был брак между Людовиком XIV и инфантой. Бедная Мари, совершенно потеряв голову, стала прилагать все усилия, дабы сорвать переговоры. Каждый день она подолгу беседовала с королем, пуская в ход то слезы, то нежность, то упреки, и старалась убедить его, что нет ничего ужаснее женитьбы без любви.

— Вы будете несчастны! — говорила она. Он знал это, но страшился оскорбить испанского посла и нанести ущерб хитроумной политике Мазарнни.

Однажды разнеслась весть, что двор переезжает в Байонну, где мирные переговоры должны были завершиться. Мари, не помня себя от отчаяния, побежала к королю и упала перед ним на колени:

— Если вы любите меня, то не поедете! — воскликнула она.

И залилась слезами, повторяя только:

— Я люблю вас! люблю…

Король, очень бледный, поднял ее со словами:

— Я тоже люблю вас.

— В таком случае вы не должны покидать меня, — сказала Мари, — ни за что, никогда…

Король в необычайном волнении, обняв, прижал к себе девушку и долго не отпускал.

— Я вам это обещаю.

Затем он отправился к Мазарини и объявил без всяких предисловий, что хочет жениться на его племяннице.

— Не вяжу лучшего способа, — добавил Людовик XIV, — вознаградить вас за долгую безупречную службу! [30]

Мазарини был ошеломлен. На какое-то мгновение его ослепила мысль, что благодаря этому браку он станет дядей королевы Франции. Забыв свой долг и все политические расчеты, он пошел к королеве, которой и рассказал в нарочито небрежной манере, дабы скрыть смущение, о потрясающем предложении ее сына.

Анне Австрийской хватило нескольких слов, чтобы спустить его с небес на землю.

— Не думаю, господин кардинал, — промолвила она сухо, — что король способен на такую низость; но еслион вздумает сделать это, предупреждаю, что против вас восстанет вся Франция, что я сама встану во главе возмущенных подданных и поведу с собой моего младшего сына.

Мазарини осознал свой промах и удалился, не поднимая головы. Тогда королева призвала к себе сына и стала ему выговаривать. Король, разгорячившись, объявил, что никогда не откажется от своей любви и что испанская инфанта может искать себе другого мужа…

Тогда было решено отправить Марию Манчини в изгнание.

На следующий день Мазарини холодно предупредил племянницу, что она должна собирать вещи.

— Вместе со своими сестрами вы отправитесь в Бруаж, что находится недалеко от Ла-Рошели. Ваше присутствие здесь более невозможно, ибо вы стали причиной прискорбной смуты. Прошу вас известить об этом короля.

Мари, заливаясь слезами, побежала в комнату Людовика XIV и сообщила ему, что должна ехать в Вандею.

— Никто не разлучит вас со мной! — вскричал он громовым голосом.

Гвардейцы, приникшие к замочной скважине, отпрянули, услышав подлинно королевский рык.

Затем Людовик XIV обнял девушку, и осмелевшие гвардейцы смогли по очереди полюбоваться этой приятной сценой.

Однако и на этот раз «Мазаринетта», несмотря на охватившее ее волнение, нашла в себе силы устоять. Король был крайне раздосадован; неудовлетворенное желание было таким жгучим, что все помутилось у него не только в глазах, но и в голове. Он устремился в покои матери, упал на колени перед Анной Австрийской и Мазарини и стал умолять их позволить ему жениться на Мари.

Не в силах прогнать от себя образ вожделенной красавицы, он плакал, обнимая ноги матери и называя кардинала «папой» [31]…

— Я не могу без нее жить, — кричал он, — я обещал, что женюсь на ней, и я это сделаю. Разорвите договор с Испанией. Я никогда не вступлю в брак с инфантой. Я должен жениться на Мари!

Мазарини счел необходимым прекратить эту сцену. Суровым тоном он объявил, что «был избран покойным королем, отцом Людовика XIV, а затем и королевой-матерью, дабы помогать ему советом, и что, с нерушимой верностью исполняя свой долг до сего времени, не злоупотребит доверием и не уступит недостойной короля слабости; что он волен распоряжаться судьбой своей племянницы и что готов скорее собственноручно заколоть ее кинжалом, нежели допустить ее возвышение путем величайшей государственной измены» [32].

Этого оказалось достаточно.

Опомнившись, Людовик XIV поднялся с колен, вышел из комнаты без единого слова и поднялся к Мари, ожидавшей его с нетерпением. Она надеялась услышать, что отъезд в Бруаж отменяется, и была безутешна, когда король передал ей слова дяди.