Александр Плотников - Визитная карточка Флота

"Нас тогда так дюже расштивало, - рассказывал он курсантам, - что потом даже в Бресте возле причала наша "Парижанка" долго еще трусилась. А в Бискайе волны, чертовки, трохи в трубы не заплескивались, шлюпки разбило и за борт смыло... Но мы не перетрухали, неньку ридну звать не стали! Меня тогда в самую лютую годыну приняли в нашу большевицкую партию... В тот ураган тьма-тьмущая судов загинула, а вот мы сдюжили...

Во французском Бресте подлатались и снова двинулись через тот бисов Бискайский залив. А он, видать, не совсем дурной, геройство ценить умеет, ластился на этот раз к бортам, что твоя кошка... Прошли мы под прицелом английских пушек Гибралтар-проливом и через неделю дивились уже италийским мистом Неаполем, что лежит под вулканом Везувием... Потом мы ездили на остров Капри, где была у нас зустричь с письменныком Максимом Горьким..."

Урманов невольно улыбнулся, вспомнив осанистого мичмана, которого матросы любовно окрестили "дядькой Тарасом".

- Вы помните мичмана Выхристенко? - спросил он водителя.

- Моржа-то? - живо откликнулся тот. - Кто ж его не помнит!

- Он еще жив?

- Что ему сделается! Он как дуб мореный. Вот услышите, в полдень пушка бабахнет, так знайте, это дядька Тарас палит. Можете часы проверять, будет секунда в секунду двенадцать...

В отцовской квартире проживала теперь Софья Ниловна Урманова - тетка Сергея, старая дева, шустрая и сноровистая женщина, за которой водился единственный малый грешок: даже после шестидесятилетия она не рассталась с косметикой.

Сергей любил свою тетушку, только стеснялся с ней под руку ходить, казалось, что прохожие усмехаются.

По всегдашнему обычаю он заявился без телеграммы, повергнув Софью Ниловну в смятение.

- Опять ты как снег на голову, Сержик! - восклицала она, оставляя на щеках племянника следы яркой помады. - А у меня, как на грех, холодильник совсем пустой!

- Пустяки, тетя Соня, - успокаивал он ее. - Надеюсь, не все рестораны Севастополя на ремонте...

- Не люблю я общепитовские харчи, - притворно вздыхала тетушка, но Сергей знал, что его предложение принято с удовольствием, Софье Ниловне нравилось бывать на людях.

В первый же день они поехали на морское кладбище.

Как только юркий морской трамвайчик выгреб за Павловский мысок, на высоком берегу Северной бухты открылась кладбищенская часовня со сбитым бомбой куполом, и сердце Урманова тоскливо сжалось. Он вырос без матери, она осталась осенью сорок первого на потопленном фашистами госпитальном судне, потому отец был дорог ему вдвойне. На отца Сергей равнялся, отцом гордился.

Он никогда не спрашивал отца, почему тот не женился снова, но догадывался, что сам тому причиной. Домашнее хозяйство вела Софья Ниловна, которая после войны навсегда перебралась в Севастополь, чтобы быть рядом с братом и племянником.

- Дальше поедем на автобусе или пешком пойдем, Сержик? - спросила тетушка, когда трамвай ошвартовался к пристани.

- Как вам лучше, тетя Соня, - ответил Урманов. Раньше они всегда ходили на кладбище по тропке через каменистое взгорье холмов по-над бухтой.

- Ты что, совсем в старухи меня записал? - деланно возмутилась Софья Ниловна. - Я еще могу козой припустить вприпрыжку!

Она на самом деле выглядела молодо, худощавая, в белой блузке и черном платке, наброшенном на узкие плечи.

Сергей, поддерживая за локоть, помогал ей взбираться по крутым галечным осыпям, терпеливо ждал, пока она отдышалась на самом взлобке.

Они вышли не к центральным воротам кладбища, а к боковой калитке, за которой была большая братская могила экипажа корабля, погибшего в Севастопольской бухте.

- Молоденькие-то какие все были... - вздохнула Софья Ниловна, прочитав надпись на пирамидальном обелиске.

Пройдя мимо обросших мхом могил участников первой обороны Севастополя, Урманов с теткой подошли к ограде из якорной цепи, внутри которой стоял памятник в виде маленького маяка.

Софья Ниловна отворила тихонько дверцу ограды, вошла и расслабленно опустилась на колени.

- Братец мой любимый, - негромко запричитала она. - Сына я к тебе привела, кровиночку твою единственную, а ты не встанешь нам навстречу, не откроешь свои глазоньки...

- Тетя, милая, успокойтесь, - тронул ее за плечо Сергей, сам едва сдерживая слезы. Он вынул из дорожной сумки чуть примявшийся букет роз, фляжку с водой, наполнил вкопанную возле памятника банку, поправив цветы, установил букет.

Седьмой год пошел с того дня, как под траурный залп салюта опустили в могилу накрытый военно-морским флагом гроб отца, но в сознании Сергея он оставался живым, часто слышался его бодрый даже во время смертельной болезни голос: "Сыновья должны идти дальше отцов... Не успокоюсь до тех пор, пока не увижу тебя адмиралом!.." Насчет адмирала еще вилами по воде писано, но как бы порадовался отец, увидев его командиром лучшего корабля флота...