Хотя мой метод категоризации в основном восходит к географическому способу описания биосферы, я выработал несколько собственных разделов. Например, ни один географ не признает самостоятельным типом среды маленькие острова. Но в понятиях истории цивилизаций это не лишено смысла, поскольку существуют примеры, когда близость к морю при создании модальности общества перекрывает все остальные влияния среды. История Венеции или острова Пасхи показывает, насколько полезны подобные захватывающие сопоставления. Другую подобную категорию представляют высокогорья. Понятие «высота среды» зависит не от объективных критериев, а от относительных суждений; высота Тибета делает его цивилизацию совсем иным миром, нежели цивилизация Ирана, но их сопоставление весьма перспективно и позволяет сделать интересные выводы. Когда я рассматриваю Скандинавию вместе с Финикией или скифов с сиу, я вовсе не утверждаю, что подобное есть выработка новых категорий; но констатирую, что это сравнение чрезвычайно эффективно. Никакой другой способ отбора и классификации материала не дает возможности найти столь полезные аналогии.
В каждой части этой книги рассматривается особый тип среды. Начинаю я со льда и пустынь, с тундры и тайги, с безводных местностей, покрытых сухими кустарниками, то есть таких сред, которые большинство считает враждебными цивилизации. Вторая часть рассматривает степи, непригодные для сельскохозяйственного использования из-за неплодородной почвы. Часть третья посвящена болотам, тропическим низинам и постледниковым лесам. И только посетив эти малоперспективные места, я перехожу к аллювиальным равнинам, где зачинается история всех наиболее известных цивилизаций. Затем я обращаюсь к категории, которую называю «высокогорье», — этот термин следует считать условным, не приписывая ему точного значения. Далее приходит черед цивилизаций, сформировавшихся под воздействием близости моря, на маленьких островах и узких изолированных побережьях. Сюда я включаю все те цивилизации, в которых главенствующим элементом — независимо от климата, за исключением течений и ветров, — стало само море. И наконец последняя категория — глубоководная среда, которая пока еще не стала родиной какой-нибудь цивилизации, но многим приходилось ее пересекать. Миграция, захват новых сред — эти темы встречаются почти на всех страницах книги; некоторые цивилизации путем расширения или замены сумели переступить границы среды своего возникновения и занять другие среды.
Вывод, к которому я хочу подвести читателя, — цивилизация может появиться где угодно. Мнение о том, что некоторые среды являются уникально благоприятными для зарождения цивилизации, вряд ли более оправданно, чем представление о том, что те или иные народы трудолюбивее, что есть более и менее ленивые расы. Конечно, справедливо, что развивать и сохранять цивилизацию в определенных условиях труднее, но не существует среды, которая не покорилась бы попыткам человека сделать ее обитаемой и приспособить к своим потребностям. Когда изучаешь одну цивилизацию за другой, видно, что места их создания хаотично разбросаны по всей поверхности земного шара и наиболее заметны там, где традиционная история цивилизаций это недооценивает. Наиболее грандиозные преобразования доиндустриальных степей мы находим в Африке (см. с. 119, 128). Самое творческое переустройство болот наблюдается в Америке задолго до появления «белого человека» (см. с. 232). Европейцы особенно хороши в уничтожении лесов — в сущности, они почти целиком вырубили их или сожгли, — но в иных типах среды, там, где их действия можно прямо сопоставить с достижениями других народов, результаты их деятельности не производят такого сильного впечатления.
В разных частях мира одинаковая среда вызывает разные реакции и решения. Поэтому среда, оказывая влияние на историю цивилизации, не определяет ее, хотя этот фактор бывает чрезвычайно сильным и дает одни результаты чаще других. Вообще, я не уверен, что человеческий опыт, который мы объединяем в единое целое под заголовком «история», чем-нибудь определяется, детерминируется. Многолетний опыт изучения истории приводит к заключению, что развитие происходит случайно, в рамках, установленных материальными потребностями и силой воли. Иными словами, ход истории беспорядочен, причины непостижимы, а итоги проследить невозможно. Вероятно, в широком смысле было бы справедливо и полезно отметить, что различия между цивилизациями в одинаковой среде есть вопрос культуры. И в корне неверно было бы сказать — подобное утверждение нисколько не подтверждается фактами; напротив, факты ему противоречат, — что некоторые части мира или особые наследственные черты порождают особую склонность к цивилизации.
Читать дальше