Майкл Муркок: Странный сад Фелипе Саджиттариуса

Майкл Муркок

Странный сад Фелипе Саджиттариуса

Было тихо и тепло. Яркое солнце сияло в голубом небе над развалинами Берлина. Я карабкался по кучам поросшего бурьяном кирпича и обломкам бетона, направляясь расследовать убийство неизвестного, которое произошло в саду шефа полиции Бисмарка.

Меня зовут Минос Аквилинас, я - старший метатемпоральный следователь Европы, и я знал, что эта работенка будет не из легких.

Не просите меня назвать место или дату. Я не интересуюсь такими вещами, они меня только пугают. Я полагаюсь на инстинкт - выигрываю или проигрываю.

Я получил всю имеющуюся у них информацию. Уже произведено вскрытие. Ничего необычного - кроме того, что у убитого были одноразовые бумажные легкие. Это могло пролить некоторый свет на его происхождение. Насколько мне было известно, до сих пор бумажными легкими пользовались в Риме. А что мог делать римлянин в Берлине? Почему его убили в саду шефа полиции Бисмарка? Мне было сказано, что его задушили. Задушить человека с бумажными легкими нетрудно, здесь много времени не требуется. Гораздо труднее ответить на вопрос, кто и почему это сделал.

От развалин до дома идти пришлось довольно далеко. Вокруг были одни камни, и лишь иногда попадались столбики все, что осталось от рейхстага, Бранденбургских ворот, музея Брехта и других не менее известных мест. Остановившись, я прислонился к единственной уцелевшей стене дома, снял пиджак и ослабил узел галстука, потом вытер лоб и шею носовым платком и закурил.

В тени стены было не так жарко, и когда я собрался продолжить путь, мне было уже полегче. Вскарабкавшись на большую кучу кирпича, поросшего голубыми цветочками, я увидел сверху дом Бисмарка. Дом, построенный из тяжелого мрамора с черными прожилками в столь популярном смешанном стиле, представлял собой нечто среднее между дворцом Валгалла и чертогами Олимпа. Перед ним раскинулась ровная зеленая лужайка, а за ним - сад, окруженный такой высокой стеной, что я, хотя и смотрел сверху, мог разглядеть только листья деревьев. Толстые коринфские колонны у входа венчал фасад с барельефами, на которых мужи в рогатых шлемах с одинаковой легкостью расправлялись с драконами и друг с другом.

Я спустился к лужайке, пересек ее и, поднявшись по ступеням, очутился у парадных дверей. Это были большие, тяжелые двери, мне они показались бронзовыми, так много накладок украшало их. На накладках красовались безбородые всадники в каких-то изысканных доспехах, вооруженные двуручными мечами. В руках у некоторых были копья и топорики. Я позвонил.

Ждать пришлось довольно долго, и я успел внимательно рассмотреть весь декор. Наконец дверь распахнулась, и старик в костюме полувоенного образца, с трудом державшийся прямо, вопросительно взглянул на меня, приподняв белую бровь.

Я назвал свое имя, и он проводил меня в холодный темный зал, заполненный разного рода оружием, тем самым, что я видел в руках воинов на барельефах. Он открыл правую створку двери и попросил меня подождать здесь. Комната, где я оказался, была заполнена кожей и железом: оружие на стенах и кожаная мебель на ковре.

Толстые бархатные портьеры были отдернуты, и я, встав у окна, посмотрел на безмолвные руины. Выкурив еще одну сигару, я воткнул окурок в цветочный горшок и снова надел пиджак.

Старик вернулся и повел меня через зал, потом мы поднялись на один пролет широкой лестницы и вошли в огромную, уже не столь захламленную комнату, где и находился тот, к кому я пришел.

Он стоял посреди ковра. На нем был затейливо украшенный шлем с шишаком на макушке, темно-синий мундир со знаками различия, золотые с черным эполеты и начищенные до блеска сапоги со стальными шпорами. На вид ему было лет семьдесят, и выглядел он очень крепким. У него были кустистые седые брови и большие тщательно расчесанные усы. Когда я вошел, он прокричал что-то и вытянул вперед Руку, указывая на меня.

- Герр Аквилинас. Я - Отто фон Бисмарк, начальник берлинской полиции.

Я пожал протянутую руку. Если говорить точнее, он пожал мою, встряхнув меня всего.

- Хорошенькое дело, - заметил я. - Убийство происходит в саду человека, который призван убийства предотвращать.

Вероятно, у него были парализованы или повреждены мышцы лица, потому что, даже когда он говорил, они почти не шевелились, в остальное же время лицо оставалось совершенно неподвижным.

- Именно так, - сказал он. - Мы, конечно, не хотели вас вызывать. Но, насколько я понимаю, это ваша специальность.