Олег Попцов - Хроника времён 'царя Бориса'

- Назовите хотя бы один завод, фабрику, которые вы построили за этот год.

Силаев усмехнулся и согласился со мной, что ничего подобного пока сделать не удалось.

- А мы создали российское радио, телевидение. Создали на пустом месте, создали вопреки.

Август многое изменил, но главное, в немыслимых условиях, было сделано до августа. Россия обрела то, чего не имела никогда ранее информационно-демократическое пространство. Именно так выглядит прорыв демократии в глубь России. Заслуга в этом Полторанина бесспорна. И прежде всего это касается печати.

Свое дело - свой мир, объем забот, часть жизни, это не только забирает тебя, но и хранит тебя от искушения быть властью вне дела. Полторанин образца 1991 года это хорошо понимал. Конкретное дело позволяло сохранять дистанцию, не оказаться вовлеченным в политический водоворот полностью. Всегда можно сослаться на заботы этого дела и сделать шаг в сторону. Потом я понял, высчитал, что это было временное состояние. Герой ждал своего часа. Охотничья повадка (а он занимался охотой с малых лет) подкараулить ситуацию.

Один из изъянов окружения Ельцина 91-92-го годов - это обилие людей, номинально числящихся властью, вне конкретного дела. Из чего не следует, что эти люди бездельники. Они как бы при власти, они её шлейф. У них есть обязанности. Но результат их действий абстрактен. Высшей ценностью всегда был не просто способный, профессиональный, верный человек, а человек при деле. Вместе с ним в круг союзников, сподвижников, единомышленников приходило его дело. Ельцин очень скоро почувствовал, что Полторанина нельзя держать при себе. Ему надо дать свободу. Он должен быть рядом, невдалеке, но не при нем. Два самых близких Ельцину человека: Полторанин и Бурбулис. Люди-антиподы, хотя и соратники. Это устраивало Ельцина, по этому принципу он подбирал команду.

ПАУЗА В ПОЛЬЗУ ВОСПОМИНАНИЙ

Ключевой фигурой во время августовских событий был Бурбулис, я смело это утверждаю, так как все 72 часа провел в Белом доме, находясь рядом, а практически в кабинете государственного секретаря. Я уходил под утро на два часа, чтобы побриться, принять душ и вернуться назад. Полторанин был тоже там. Вспоминается сцена, случившаяся в ночь с 19-го на 20-е. Мы только что подготовили обращение Ельцина к народу, и он должен был выступить с ним. Все записывалось на кассеты и развозилось по республике. Белый дом находился в информационной блокаде. Каждый час поступали сообщения о передвижении воинских частей по Москве. Удалось "засечь" несколько переговоров по рации между танковыми соединениями. Мы знали, что предполагается штурм Белого дома. Народу вокруг было сравнительно мало, и мы, разумеется, нервничали. Силы, которые могли оказать поддержку, были где-то под Тулой. Информация о настроении воинских частей, готовых поддержать Президента России, поступала самая противоречивая. И в этот момент ко мне подошел человек с вопросом, какой вид оружия я предпочитаю: автомат или пистолет? "Надо получить, - сказал угрюмый военный человек, - и расписаться". Я растерялся. Появление этого странного человека, проводящего опись желающих вооружиться, мне представилось забавным. Я огляделся кругом, увидел Полторанина.

- Миша, - спросил я, - а ты взял оружие?

Он лукаво посмотрел в мою сторону и довольно бесшабашно ответил:

- Не-а...

Мне стало легче и от его ответа, и от улыбки. Я повернулся к участливому человеку и, словно взбадривая себя, отшутился:

- Вот и я не-а.

Мне показалось этого недостаточно, я спохватился и заговорил: "Мы опасны для них не потому, что вооружены, а потому, что мы здесь вместе с Президентом. И тот стоящий на улице народ тоже здесь".

Военный внимательно выслушал меня, отдал честь и вышел. Мы переглянулись с Полтораниным и, уже не сдерживая себя, рассмеялись. Этот смех мне запомнился в силу поразительного контраста с напряженностью, которая окружала нас тогда. А чуть позже я заглянул в соседний кабинет, там сидел Рыжов и что-то писал. Мы все что-то писали, разместившись кто где. Рыжов показал мне пистолет, который только что получил. Он очень неловко стал заправлять его под ремень, ждал моей реакции. Я угадал молчаливый вопрос, успокоил Рыжова - все в порядке, не видно. Затем рассказал ему, что мы с Полтораниным от оружия отказались. Рыжов посмотрел на себя в зеркало, остался доволен, ответил раздумчиво:

- А я взял. Мне мужики из КГБ показали снимки: допрос четвертой степени, второй... Я тоже был настроен отказаться, но посмотрел фотографии и взял. Лучше уж сам.