Александр Мещеряков - Император Мэйдзи и его Япония

Тоёхара Тиканобу. Окрытие ипподрома «Объединенного клуба скачек» в Уэно

Открытие ипподрома состоялось 1 ноября. Казалось бы, самое время любоваться кленами. Но поскольку за Уэно к этому времени прочно закрепилась слава места, знаменитого своими бесподобными сакурами, художник счел возможным изобразить эти сакуры цветущими (на заднем плане), хотя им полагается цвести в конце марта – начале апреля. Это была логика, присущая японской поэзии, когда за каждой местностью закреплялся постоянный эпитет (макура-котоба). При упоминании в стихотворении той или иной местности этот эпитет был «обязан» встать во фразеологическую пару рядом с топонимом. Так получилось, что на гравюрах, где изображался парк Уэно, сакуры цвели круглый год. Киото традиционно называли «столицей цветов» (хана-но мияко), где под «цветами» подразумевалась сакура. Токио не должен был уступать Киото и в этом отношении. И в этом виден определенный комплекс «токийской неполноценности».

Некоторые лидеры восставших входили в Либеральную партию. Скорее всего, они не знали, что ее руководство 29 октября уже приняло решение о самороспуске. Восстание в Титибу оказалось самым серьезным и самым последним крестьянским выступлением. Во многих таких «беспорядках» активную роль сыграли рядовые члены партии. Итагаки Тайсукэ и его ближайшие соратники не были приверженцами силового решения проблем. Но обуздать своих возбужденных партийцев они оказались не в состоянии, поэтому и решили похоронить свою партию.

Самороспуск Либеральной партии и поражение восстания в Титибу поставили точку в истории «Движения за свободу и права народа». Партия конституционных реформ о своем роспуске не объявляла, но с уходом Окума Сигэнобу с поста председателя фактически тоже прекратила свое существование. Окума тоже испугался вспышек насилия. Либералы пришли к выводу, что их партийная деятельность ведет к хаосу. А они хотели порядка.

В первую половину этого года Мэйдзи, похоже, снова одолевала тоска. Хотя в последующем за ним закрепилась слава человека трудолюбивого и ответственного, в этом году он часто находился в своем рабочем кабинете всего пару утренних часов – с 10 до 12. Он проводил время в разговорах со своими немногими приближенными, а Ито Хиробуми снова не мог получить аудиенции. В раздраженном письме, адресованном Сандзё Санэтоми, он обвинял императора в пренебрежении своими прямыми обязанностями, что является недостойным его предков и потомков. Ито Хиробуми, сделавший так много для возвеличивания императора в глазах простых японцев для придания ему статуса живого божества, в глубине души относился к Мэйдзи как к обычному смертному человеку со всеми его достоинствами и недостатками.

Принц Ёсихито

Тем временем жизнь семьи императора тоже требовала решений. Мэйдзи распорядился, чтобы его единственный сын Ёсихито воспитывался не во дворце, а по-новому. В сентябре следующего года его надлежало отдать в привилегированный лицей Гакусюин, где он должен был обучаться вместе с сыновьями принцев и аристократов. Однако принц, как и все его предшественники, виделся с родителями только в особых случаях и только на людях.

26 июля Мэйдзи отправился в свою последнюю поездку по стране. Император посетил префектуры Ямагути, Хиросима и Окаяма. Это было шестое по счету путешествие Мэйдзи. Оно оказалось самым коротким – всего 18 дней. Видимо, становилось ясно, что агитационные возможности таких путешествий в значительной мере исчерпаны. По всей вероятности, сыграли свою роль и проблемы со здоровьем императора. Однако более важным представляется другое. Видимый во всех сферах жизни дрейф в сторону традиции сказывался и на позиционировании императора. Образ мобильного монарха европейского типа прибавлял в статуарности.

В этом году японское правительство позволило отправиться на Гавайи первым сельскохозяйственным рабочим. Со времени, когда гавайский король Калакуа посетил Японию, прошло 4 года. Японские власти думали медленно, но зато выезд рабочих был организован хорошо. Иноуэ Каору настоял на том, чтобы на гавайские плантации выезжали в основном крестьяне из юго-западных префектур. Тамошние жители казались ему наиболее дисциплинированными и трудолюбивыми. Разумеется, в тогдашних условиях это можно считать за привилегию – зарплаты за океаном были в 8—10 раз выше японских, так что японские рабочие могли помогать своим семьям. Видимо, руководство страны, большинство членов которого сами были выходцами с юго-запада, отдавало себе отчет в том, что «земля богов» все еще не является идеальным местом для обеспеченной жизни простых крестьян.