Джон Аллен - Opus Dei

В этот момент я понял, что этот человек — святой. Он знал, как объяснить двойное измерение — человеческое и сверхъестественное — Христа. Он был очень человечный человек, отец, который страдал и боролся. В то же время он был великим священником. Он был христианином, весь смысл его жизни сосредоточился на Христе.

ХАВЬЕР ЭЧЕВЕРРИЯ

Эчеверрия, преемник Портильо на посту главы Opus Dei, встретился с Эскрива в первый раз, когда ему было шестнадцать, а Эскрива был зрелым мужчиной сорока шести лет. Он говорит, что был поражен «необычайным чувством юмора» Эскрива и одновременно тем, что тот «воспринимал всех очень серьезно», включая себя. Однажды, когда Эчеверрия заканчивал высшую школу, Эскрива заявил, что хочет с ним поговорить. Он пригласил Эчеверрия поехать с ним вместе в центр Opus Dei, где должен был с кем-то встретиться. Эчеверрия очень не хотел ехать из-за того, что его укачивало в долгих поездках. Тем не менее он согласился. Естественно, его стошнило, и он все вокруг испачкал. В самом расцвете клерикальной Испании до периода Второго Ватиканского собора испачкать машину монсеньора было очень серьезным прегрешением, и Эчеверрия обуял ужас. Однако Эскрива не выразил никакого отвращения или раздражения. Вместо этого он остановил машину, достал бумажные полотенца, помог молодому человеку все вытереть и как ни в чем не бывало продолжал поездку. «Это помогло мне понять человека, — сказал Эчеверрия. — Именно человека, а не священника».

«Он был человеком огромного терпения, — сказал Эчеверрия. — Это не значит, что он не мог рассердиться. Иногда он огорчался и показывал это. Он умел очень-очень четко говорить разные вещи. Но всегда после этого он произносил: «Если я говорил не тем тоном, простите меня. То, что я вам сказал, я считаю истиной перед Богом и поэтому и сказал вам. Я должен быть с вами искренним. Но если мой тон был слишком строгим, простите меня, потому что я только хотел, чтобы вы поняли, что можете обрести святость».

Обозреватели утверждают, что существует демаркационная линия между экс-членами, которые стали критиками, и такими, как Эчеверрия, которые упорно продолжают быть членами. Критики воспринимают строгие замечания Эскрива как свидетельства гнева или даже душевной болезни, в то время как сторонники принимают их за свидетельства отцовской любви и заботы.

ДРУГИЕ ВОСПОМИНАНИЯ

Покойный венский кардинал Франц Кениг — один из либеральных защитников Второго Ватиканского собора и в целом не считающийся сторонником церковного консерватизма, тем не менее был совершенно потрясен личностью Эскрива. В интервью 2001 года Кениг сказал: «С блаженным Эскрива де Балагером я познакомился в дни собора. Мне говорили, что он способствует развитию роли мирян в повседневной жизни и в работе. Он не изображал из себя человека церкви: никаких римских воротников или епископских регалий. По моему мнению, он был человеком с большой душой. Мы много говорили о том, что происходит в мире, и вскоре я понял, что в нем я увидел живую церковь… Я хотел бы сказать, что Святой Дух обрел в нем очень восприимчивый человеческий плацдарм».

Похвалы приходили и из других неожиданных церковных источников. Кардинал Карло Мария Мартини, бывший архиепископ Милана, долгое время считавшийся «великой белой надеждой» либерального крыла церкви на роль следующего папы, сказал: «Духовное плодородие монсеньора Эскрива невероятно. Тот, кто говорит и пишет, как он, ясно показывает всем окружающим подлинную святость».

Эскрива был также лично знаком с архиепископом Сальвадора Оскаром Ромеро, ныне глубоко чтимым мучеником и поборником либерализации теологического движения. 12 июля 1975 года после смерти Эскрива Ромеро обратился к Павлу VI с просьбой «во славу Божью и во спасение душ» начать процесс беатификации Эскрива. Ромеро выразил «глубокую благодарность священникам Opus Dei, которым я с удовлетворением и весьма плодотворно вверял руководство собственной жизнью и жизнями своих священников… Монсеньор Эскрива, которого я лично знал, мог вступать в продолжительный диалог с Господом с огромным человеколюбием. Становилось сразу же ясно, что он Божий человек, что его поведение исполнено деликатности, любви и доброго настроя». Историки, однако, замечают, что это письмо было написано до убийства в 1977 году в Сальвадоре отца Рутилио Гранде, события, которое «радикализировало» Ромеро и изменило его ранние консервативные взгляды.