Если сравнить меры Диоклетиана с предшествующими гонениями на христиан, то налицо различия между Децием, с одной стороны, и Валерианом и Диоклетианом, с другой. Общее жертвоприношение Деция находит свое соответствие только в четвертом эдикте Диоклетиана; эдикты Валериана и Диоклетиана были направлены в основном против духовенства, культа и организации христианской церкви. В 4-м эдикте Диоклетиана заметно стремление к бюрократическому совершенству Деция, хотя в его распоряжении был более развитый государственный аппарат.
При изолированном способе рассмотрения едва ли можно объяснить, почему Диоклетиан занялся проблемой христиан после почти сорокалетней паузы терпимости, с одной стороны, относительно поздно в рамках его правления, а с другой — с большой последовательностью. Перед ним с самого начала стояла проблема лояльности двора и армии. Вызывающие провокации отдельных христиан, правда, исключить нельзя, тем не менее они не могут объяснить эскалацию эдиктов. Меры Диоклетиана нельзя также объяснить как отвлекающий маневр после неудачи эдикта о максимальных ценах или как следствие его желания оставить после себя со всех точек зрения улаженные отношения внутри тетрархии при запланированной смене правителя.
Если, наоборот, выбрать другие перспективы, то становятся заметными решающие связи. Прежде всего новая теология императорской власти, сакральное превознесение правителя и связанное с этим форсирование почитания императора в религиозной форме рано или поздно должны были привести к столкновению с христианством. Параллельно с этим с середины девяностых годов заметно усиление Диоклетианом его «древнеримского» реставрационного курса. Эдикт о браке 295 г.н.э., эдикт о манихеях 297 г.н.э., эдикт о христианах 303/304 г.н.э. являются следствием одной и той же принципиальной позиции. Диоклетиан был одержим идеей о том, что нарушение древнеримской морали и религии является причиной кризисов и отсутствия помощи богов. Неспособность решить основные внутренние проблемы Империи, несмотря на непомерное расширение государственных органов, должна была привести к крайним мерам против всех институтов и групп людей, которые конструктивно не сотрудничали с его реставрацией.
Реформы Диоклетиана в целом, а тем самым и система первой тетрархии еще в античности оценивались очень противоречиво. Тогда как одни до небес превозносили правителя в своих панегириках, Аврелий Виктор в 360 г.н.э. в своих «Цезарях» дает взвешенную, критическую картину, которая позволяет узнать последствия реформ и внутренние проблемы тетрархии. Очень критически и односторонне высказывался также Лактанций, который, однако, указал на отправные точки несправедливостей и ненормального развития:
«Диоклетиан, великий в изобретении преступлений и в творении зла, при обшей гибели, которую он вызвал, не мог держать руки подальше даже от бога. Он погубил земной шар своим корыстолюбием и боязливостью. Он возвысил трех правителей, разделил Империю на четыре части и увеличил войско, потому что каждый из них добивался большего числа солдат, чем раньше имели правители, которые, однако, правили в одиночку. Число берущих начало превышать число дающих настолько, что силы колонов истощились чрезмерностью налогов, они покидали свои поля, и пашни превращались в леса. И чтобы наполнить все ужасом, он и провинции разделил на меньшие части. Теперь четыре наместника и еще больше начальства были навязаны каждой области и каждому городу, к ним добавились бесчисленные налоговые чиновники, начальники учреждений и представители имперской администрации, которые председательствовали на судебных заседаниях, чтобы чаще выносить обвинительные приговоры, присуждать к изгнанию и к сдаче бесчисленных вещей, и при этих сдачах дело доходило до невыносимых актов насилия. Это можно было бы выдержать, если бы это было необходимо для содержания солдат. Но в своем ненасытном корыстолюбии он ни за что не желал уменьшить государственную казну и бесконечно взыскивал чрезвычайные подати и «подарки», чтобы держать в полной сохранности то, что он накопил. Так как он многочисленными несправедливостями вызвал сильную дороговизну, то попытался установить законом цены на все продаваемые вещи. Так как за незначительные и ничего не стоящие вещи было пролито много крови, из страха открыто на продажу ничего не выставлялось, пока после смерти многих от нужды закон сам по себе не исчез. К этому добавилась безграничная страсть к строительству и не меньшая тяга поставить для провинций рабочих, зодчих, повозки и все необходимое для строительства. Здесь был воздвигнут зал для судебных заседаний, там цирк, здесь монетный двор, здесь дом для жены, там дом для дочери... Такое безумие он творил постоянно, когда вздумал сравнять с Римом Никомедию» («О смерти преследователей», 7).
Читать дальше