Итак, кто не знает, что низменная выгода с коварной наглостью подстерегает все наши войска, куда бы их ни направляло общее благо, и не только в деревнях и городах, но и на марше они сталкиваются с ростовщиками, и цена за товары растет не в четыре или восемь раз, а взвинчивается так, что человеческий язык не может это выразить; у солдата на покупку одного-единственного предмета крадется все жалованье, и все общие налоговые поступления всей Империи для содержания войска переходят в мерзкую добычу разбойников.
Итак, взвесив с полным правом все вышеизложенное, мы, потому что этого требует простая человечность, подумали не устанавливать цены на товары, ибо это было бы несправедливо, потому что многие провинции радовались бы счастью желаемых низких цен и, так сказать, привилегии изобилия, но установить максимальные цены, чтобы, если какая-нибудь буря увеличит дороговизну — да хранят нас от этого боги! — алчность была ограничена нашим распоряжением или ограничениями закона.
Поэтому мы устанавливаем, чтобы цены, которые приведены в прилагаемом перечне, соблюдались по всей Империи, чтобы все поняли, что у них отнят произвол их повышения, а там, где есть изобилие товаров, чтобы не было помех для дешевых цен, о чем можно лучше всего позаботиться, наложив оковы на описанную алчность. Между продавцом и покупателем, которые заходят в гавани и путешествуют по чужим странам, это сдерживание должно соблюдаться в совместных деловых связях, и чтобы они знали, что при затруднениях они не могут превысить установленные цены на товары. Они должны рассчитывать время, место и транспорт товаров и вообще все дело, исходя из следующего: постановлено, что те, кто привозит товары, не может их нигде продавать дороже.
Так как у наших предков было принято держать в узде дерзновение назначением наказания, потому что крайне редко можно встретить человека, который сам по себе делает добро, а страх является всегда самым верным рулевым в исполнении долга, постановляется, что если кто уклоняется от требований этого распоряжения, за свою дерзость будет подвержен смертной казни. И никто не может жаловаться на суровость распоряжения, потому что в руках каждого избежать грозящей опасности соблюдением этой меры. Та же опасность грозит тому, кто из жадности вопреки предписанию действует заодно с корыстолюбием продавца. От той же вины не освобождается тот, кто владеет товаром, необходимым для питания и употребления, и после указа не поставляет его на рынок; наказание для того, кто вызывает дефицит, должно быть выше, чем для того, кто нарушил распоряжение.
Итак, мы призываем всех к послушанию, которое на пользу обществу должно соблюдаться с благосклонным уважением и должным благоговением, особенно потому, что такое распоряжение послужит не только отдельным городам, народам и провинциям, но и всей Империи, гибели которой, как мы знаем, желают лишь немногие, корыстолюбие которых не могут умерить и насытить ни время, ни богатство, за которым они охотятся» (С.Лауффер «Эдикт Диоклетиана о максимальных ценах». Берлин, 1971).
К эдикту приложен длинный перечень максимальных цен, заработной платы, платы за провоз и транспортные расходы. Из этой приблизительно тысячи позиций далее будет названо несколько примеров, причем расчетную единицу динария, которая лежит в основе, точно определить нельзя. Единицей меры для твердых товаров является лагерный модий (17,5 л), для жидкостей — италийский секстар (0,547 л). Употребляемый также италийский фунт соответствует 327 г.




|
Такую же активную деятельность, как в области экономики и денежной политики, Диоклетиан развил и в секторе права. За период его правления известны около 1200 указов, которые, правда, нельзя привести к общему знаменателю, однако в целом они свидетельствуют о том, что он придерживался норм классического римского права. Особенно типичной является попытка Диоклетиана ужесточить древнеримское брачное право суровыми наказаниями за двоебрачие и нарушение супружеской верности, а также запрещение браков между родственниками. Гуманитарные тенденции проявились также и в ограничении пыток. Создание Диоклетианом закона о браке 295 г.н.э. подтверждает древнеримскую тождественность права, религии и морали. «Так как нашему благочестивому и богобоязненному разуму кажется достойным почитания то, что определено римскими законами как чистое и святое, мы считаем, что не можем оставить без внимания то, что некоторые люди в прошлом вели себя безбожно и постыдно. Если есть что-то, чему нужно помешать или наказать, забота о нашем веке призывает нас вмешаться. Несомненно, только тогда бессмертные боги, как и всегда, так и в будущем будут благосклонны к римскому народу, когда мы убедимся, что все люди под нашей властью ведут благочестивую, богобоязненную, спокойную и чистую жизнь, следуя обычаям предков. Поэтому мы решили позаботиться о том, чтобы законный, заключенный в соответствии с древним правом брак, как для почтенности тех, кто заключил брак, так и для тех, кто от него родился, находился под охраной богобоязненности, и чтобы потомство было очищено почтенным рождением. Это приведет к тому, что в будущем никто не осмелится поддаться необузданным страстям, если будет знать, что прежние совершители преступлений настолько потеряли прощение, что им не разрешается вводить в наследство незаконнорожденного ребенка, как это запрещалось по древнему обычаю римских законов» («Ватиканские выписки»).
Читать дальше