Себастьян Хаффнер - Пруссия без легенд

Известным же стал вообще лишь племянник Иоганна Сигизмунда. Его сын, особенно болезненный и робкий правитель, был озабочен совсем иными проблемами: 1618 год — когда установилась личная уния между Бранденбургом и Пруссией, был также и годом, когда разразилась Тридцатилетняя война. А во время Тридцатилетней войны Бранденбург год за годом был настолько основательно опустошен [11] 11 В оригинале применен глагол "verheeren", значение которого "опустошать, разорять", а корень один со словом "das Heer — армия, войско" , что можно было сомневаться в его восстановлении: шведами и императорскими войсками, между которыми беспомощно колебался курфюрст, и в конце концов даже его собственными войсками, которые он навербовал в период величайшей необходимости, но которым не мог платить, так что они, неспособные прогнать чужеземные войска, вместо того стали третьим бедствием для страны. Но отдаленная Пруссия от войны стала до некоторой степени лучше, а во времена после войны стала преимущественным центром земель Гогенцоллернов и базой для их возрождения. А по Вестфальскому миру Гогенцоллернам в конце концов удалось стать победителями в войне, несмотря на все беды, перенесенные их землями, и с двух точек зрения: крах императорской власти сделал их в империи, как и всех остальных князей, практически суверенными (но не в Пруссии, которая оставалась под верховенством Польши); и кроме того, они получили новые, важные земли: на востоке Померанию и Каммин [12] 12 После Тридцатилетней войны епископат Каммин был секуляризован и вместе с остальной Задней Померанией (Hinterpommern) отошел к Бранденбургу. , на западе области бывших епископатов Минден и Хальберштадт, а также они обосновали претензии на епископат в Магдебурге. С 1648 года владения Гогенцоллернов были весьма существенными, на одном уровне с Виттельсбахами, Веттинами [13] 13 Веттин, представитель династии Веттинов (королей Саксонии) и Вельфами [14] 14 Вельфы, гвельфы (противники Гогенштауфенов) , но все-таки еще не с Габсбургами. Но они состояли из пяти географически отделенных земельных массивов, двух больших и трех более мелких, и только Магдебург граничил непосредственно с Бранденбургом. Когда властелин одной из своих земель желал побывать в другой, он вынужден был путешествовать через чужие области. Кроме того, их земли ни в коей мере не образовывали единого государственного образования, а напротив, было семь или восемь разделенных владений, объединенных лишь персональной унией. Их властелин не носил одну корону, а добрых полдюжины шляп: он был маркграфом Бранденбурга, герцогом Пруссии, герцогом Померании, герцогом Магдебурга и Клеве, графом рейнской марки, князем Минден, князем Хальберштадта. Каждое из этих княжеств имело свои собственные учреждения и привилегии, в определенном смысле свои собственные конституции, в каждом правитель встречал разное внутреннее сопротивление и разные ограничения своей власти, и все они желали по старому управляться своим собственным сословиями.

Задача, которая вытекала для князя из такой ситуации, была ясной. Он должен был по возможности объединить свои оторванные друг от друга владения, то есть каким-то образом заполучить или покорить разделяющие области; и он должен был из разнообразных владений создать общее государство, причем одно собственно и было предпосылкой для другого: ведь без общего государства отсутствовала внешняя сила для политики объединения земель; а без успешной политики объединения земель отсутствовала внутренняя сила для обуздания раздирающих в разные стороны особых интересов. Поистине нечеловеческая, попросту невыполнимая двойная задача!

Человек, который приступил к ее выполнению и во время почти пятидесятилетнего правления беспрестанно ей занимался, вошел в историю под именем "Великого Курфюрста", и он поистине заслужил это почетное имя: его жизнь и его деяния были великими. Но когда, исходя из этого, его начинают восхвалять как собственно основателя Пруссии, то это будет преувеличением. Ведь Великий Курфюрст за свою долгую жизнь, полную неслыханных героических усилий, достиг очень немногого: собственно, только одного — суверенитета в Пруссии (Восточной Пруссии), освобождения этой страны от польского владычества (1660 год). Разумеется, это достижение, завоеванное и достигнутое в долгой, кровопролитной шведско-польской войне, после двойной смены союзников, при его последователях стало расцениваться как проявление исключительной политической дальновидности.