Прусскую делегацию винили во всех смертных грехах, в продажности, слабости, в том, что ее просто-напросто облапошил «хитрый соблазнитель» Меттерних. Но Гумбольдт прекрасно знал и другую сторону всей истории. Он писал жене, что Пруссия, прирастая за счет Рейнланда, выигрывает гораздо больше. Этот регион продуктивнее, населеннее и в конечном счете ценнее, чем Саксония. «Пруссия теперь стала величайшей германской державой», — заявлял Гумбольдт. Он был совершенно прав насчет продуктивности Рейнланда, хотя еще и не знал истинной ценности этих земель, таивших несметные месторождения угля и железной руды. Через пятьдесят лет регион, который Пруссия с такой неохотой согласилась принять в свои владения, станет ядром прусской индустриальной мощи. Какое-то время будут существовать «две Пруссии», как это представлялось Гумбольдту, восточная и западная, разделенные историческими и культурными особенностями. И географически они были разомкнуты другими независимыми государствами вроде Ганновера. Пруссия действительно имела странные очертания. Но это обстоятельство нисколько не смущало Гумбольдта. Такая противоестественная конфигурация долго не продержится. Первая же война позволит Пруссии заполнить эти пробелы, считал посол.
Дипломаты, перешептываясь на балу или в гостиной, сразу же прекращали разговор или переводили его на другую тему, как только к ним приближался незнакомый человек. Они уже знали, что вокруг них всегда крутятся агенты барона Хагера.
В самом деле, шпики и осведомители трудились, не зная отдыха. Вот, к примеру, один день из жизни агента XX (по отчету из полицейского досье): театр, визит к доктору царя Александра, где он всегда мог выведать настроения в русском посольстве, бал во дворце, рейды по салонам, возвращение домой в пять утра.
Агент XX вращался в высшем обществе, ездил в каретах с сановниками, другие сыщики довольствовались тавернами и ресторанами. Самые последние сплетни узнавались в гастрономическом кафе «Жан де Пари» на Герренгассе, где завсегдатаи не только «насыщали свои желудки, но и с удовольствием чесали языками». За четыре месяца значительно выросла армия слуг, лакеев, привратников, швейцаров и горничных, работающих на полицию.
«Я стал жертвой самого наглого шпионажа, — написал в мемуарах секретарь Марии Луизы барон Меневаль. — Вокруг меня кишмя кишат подлые соглядатаи, следя за каждым моим шагом, жестом, выражением лица». Прусский советник генерал Жомини предупреждал друзей: «Пишите мне только о том, что можно прочитать в газетах». Естественно, и это предупреждение стало известно полиции.
В первых числах февраля в Вене начался Великий католический пост — сорок дней рефлексии и раздумий о своем бытии, заканчивающихся празднованием Пасхи. В это постное время, когда прекращаются всякие танцульки и пиршества, делегаты конгресса потянулись к Захарии Вернеру послушать его бойкие проповеди, посмотреть, как он падает на колени, подпрыгивает, взмахивает руками, то внезапно вскрикивает, то замолкает. В салонах хозяйки чаще стали устраивать лотереи. Они проводились по очень простой схеме: гости приходили со своими подарками, все презенты складывались в общий котел, и затем каждый из присутствующих тянул жребий. «Все играют, и все выигрывают» — так объяснил популярность лотерей Талейран. Действительно, никто не возвращался домой с пустыми руками. Разыгрывались шкатулки, табакерки, мозаики, персидские ковры, фарфоровые вазы — все, что угодно.
Но лорда Каслри уже не интересовали ни проповеди аббата Захарии, ни лотереи. Он готовился к отъезду в Лондон и тянул время, чтобы закончить дела. Две изнурительные недели ушли у него на польско-саксонский кризис и декларацию, осуждающую торговлю людьми. И прежде чем паковать чемоданы и окончательно передать полномочия герцогу Веллингтону, лорд Каслри задумал провести еще одну акцию. У него созрел план, как урегулировать русско-турецкий конфликт, время от времени разгоравшийся то на Черном море, то на Дунае, то на Балканах, повсюду, где соприкасались две империи.
Британский министр хотел, чтобы конгресс выступил гарантом мира на основе статус-кво в этом неспокойном регионе, которому уготовано вскоре превратиться в «пороховую бочку» Европы. Каслри преследовал две цели: сохранить Турцию и умерить аппетиты русского царя, не дать ему воспользоваться слабостью рассыпающейся Османской империи. К своему огорчению, он не встретил понимания не у кого-нибудь, а у самого турецкого султана. Последние переговоры лорд Каслри провел в день отъезда, и тоже безрезультатно. Турецкая болячка осталась незалеченной и впоследствии дала о себе знать кровопролитиями.
Читать дальше