Дэвид Кинг - Битва дипломатов, или Вена, 1814

Действительно, никто не остался в претензии к льстивой кисти Изабе. Художник смог угодить всем, картина стала не просто известной, а знаменитой, хотя и воспроизводит совершенно вымышленную сцену. Двадцать три сановника, изображенные на полотне, никогда не собирались в таком составе. Каждого из них Изабе писал в отдельности, а потом скомпоновал всю композицию. Художник непроизвольно отразил и символический характер самого конгресса, которого на самом деле не было, а была его имитация.

Февраль оказался плодотворным месяцем. Министры великих держав активно встречались, вели переговоры, что не совсем вяжется с расхожим стереотипом «танцующего конгресса». Балы, конечно, не прекращались, но, как отмечают историки, все вдруг погрузились в работу. «День и ночь» корпел над бумагами лорд Каслри, готовясь к отъезду в Лондон. Засыпал от усталости за письменным столом канцлер Гарденберг. Не выходил из кабинета, словно прикованный цепями, как Прометей, князь Меттерних.

В феврале наконец великие державы пришли к согласию по Польше: создать все-таки Польское королевство. Оно будет состоять главным образом из территории бывшего Варшавского герцогства; за Австрией сохраняется Галиция, за Пруссией — Познань и Гданьск (Данциг), за Россией — основная часть Восточной Польши. Краков объявляется вольным, независимым и нейтральным городом. Новое Польское королевство получалось намного меньше, чем то, которое виделось русскому царю (с населением 3,2 миллиона человек, а не 10—11 миллионов). Тем не менее, по конституции, Польша «навсегда придавалась» России, а ее королем становился царь Александр. Компромисс многим пришелся не по душе, особенно польским патриотам.

После единодушного осуждения работорговли великие державы более или менее определились и с решением саксонской проблемы. Несмотря на протесты Пруссии, Саксонское королевство сохранялось. Фридрих Август оставался его королем, со столицей в Дрездене. Мало того, Саксония имела все шансы получить процветающий Лейпциг и удержать за собой три пятых королевства, включая земли на востоке и на юге, наиболее населенные и богатые регионы.

Пруссии доставались остальные две пятых территории Саксонии и треть ее населения, мизер по сравнению с тем, на что нацеливались прусские посланники вначале. Пруссия не получила ни одного крупного города, не оправдались и ее расчеты завладеть стратегическими горными проходами в Богемию. В ее распоряжение переходили лишь крепости на водных путях в Восточной Германии (в том числе Эрфурт, Торгау на Верхней Эльбе и историческая цитадель Виттенберг, родина протестантской Реформации).

Дабы умиротворить прусского союзника, царь Александр предложил поделиться своим польским паем и отдать Пруссии город-крепость Торн на реке Вистула (Висла).

В общем, Пруссия не осталась внакладе. К ней перешли Вестфалия, которой еще недавно правил младший брат Наполеона Жером, шведская Померания, земли архиепископства Трира, некоторые территории Ганновера и Нидерландов, предложенные в последнюю минуту лордом Каслри. Самое главное, великие державы согласились отдать Пруссии значительную часть Рейнланда, принадлежавшую когда-то Священной Римской империи, вместе с Кёльном, его прекрасным средневековым собором и выгодным местоположением на главном торговом пути Европы. В итоге население Пруссии увеличивалось до обещанных 10 миллионов, а Британия добивалась своей главной цели — сделать Пруссию сильной державой.

Но пожалуй, самым значительным и непредвиденным даже для самой Пруссии результатом венских компромиссов стало то, что ее центр тяжести переместился с востока на запад. Более того, Пруссия приблизилась к Франции. Похоронив вековое соперничество Бурбонов и Габсбургов, конгресс втянул Пруссию в Рейнланд и посеял зерна новых раздоров, чреватых для Европы военным противоборством.

В самой Пруссии мало кто испытывал радость от сделки. Приверженцы Фридриха Великого откровенно негодовали. «Что же теперь будет с Германией? — спрашивала, недоумевая, Гумбольдта его жена, имея в виду потерю Саксонии. — Армию вознаградили этой землей, она — наша, и теперь мы должны оставить ее, даже не оказав никакого сопротивления». «Любому истинному солдату обидно за Пруссию, ему будет стыдно носить прусскую военную форму», — ворчал фельдмаршал Гебхард фон Блюхер. Когда стало известно о сделке, разъяренная толпа забросала окна берлинского дома канцлера Гарденберга камнями.