Дэвид Кинг - Битва дипломатов, или Вена, 1814

Можно лишь удивляться тому, что к недавней грозе всей Европы был приставлен малоизвестный офицер, подобранный тем не менее самим лордом Каслри. Объясняется это очень просто. Желающих поехать на Эльбу практически не было. Никто не хотел оказаться в «одной клетке» с Наполеоном на «Богом забытом острове».

Положение Кемпбелла действительно было трудным. Во-первых, Каслри толком не объяснил, что именно он должен делать на Эльбе. У него не было ни секретных, ни открытых, вообще никаких конкретных инструкций. Ему не сообщили об условиях отречения, даже не показали текст договора. Все, что было известно Кемпбеллу, он узнал из газет или от сослуживцев.

Лорд Каслри, напутствуя Кемпбелла, сказал ему лишь две вещи: оберегать Наполеона от «оскорблений и нападок» и называть его не «ваше величество», а «генерал Бонапарт». Задание крайне неопределенное, по сути, ему предоставлялась полная свобода действий. Один историк написал, что Кемпбеллу поручалось одновременно быть телохранителем, послом и шпионом. Кемпбелла бросили в воду и предоставили самому решать — тонуть или выплыть. Главное: его действия не должны создавать неудобства для британского руководства. И никто не спрашивал: а какое отношение вообще Британия, не подписавшая договор, имела к Эльбе?

Так или иначе, никому не известный офицер и бывший диктатор Европы оказались «в одной клетке». И они, надо сказать, поладили друг с другом. Наполеона вполне устраивало общество шотландца, которого он называл, так и не избавившись от корсиканского акцента, «Комбелл». Они говорили обо всем — и о войне, и о Шотландии, и даже о барде Оссиане. По свидетельству самого Кемпбелла, Наполеон однажды даже сделал редкое признание в совершении величайшей ошибки в своей жизни: в 1813 году он упустил шанс заключить мир, чем мог сохранить и корону, и империю. Ему надо было лишь проявить добрую волю, приехать в Прагу и договориться о перемирии. Он этого не сделал. «Я был не прав, — говорил Наполеон. — Но попробуйте поставить себя на мое место. Как бы вы поступили?» После стольких побед он уверовал в несокрушимость своей армии и соблазнился еще раз «сыграть в кости» с судьбой.

— Я проиграл, — сказал Наполеон. — Но те, кто меня обвиняет, просто понятия не имеют о том, что такое пьянящий зов фортуны.

В Вену все же время от времени приходили сообщения с Эльбы. И от Кемпбелла, и от швейцарцев, итальянцев и других путешественников, бывавших на острове. Талейран знал, что Наполеон неспокоен и может предпринять какие-либо неожиданные действия. Один осведомитель предупреждал: «Бонапарт долго не продержится в ссылке».

Талейран попытался убедить коллег на конгрессе: Наполеона надо увезти подальше от Европы. Но и на этот раз его никто не поддержал. Наполеон побежден и изолирован, у него всего лишь четыре сотни солдат, море патрулируется британскими военными кораблями. Наполеон может сколько угодно нервничать, но он ни на что не способен. Донесения с Эльбы конгресс нисколько не обеспокоили.

У короля Франции, очевидно, было больше оснований для тревоги. Еще до прибытия Наполеона на Эльбу французские власти очистили склады на острове от пушек, боеприпасов, государственного имущества и ценностей. Капитан Томас Асшер, командир фрегата «Неустрашимый», доставивший Бонапарта на остров, самонадеянно и, явно выдавая желаемое за действительное, докладывал об «угнетенном и унылом» настроении ссыльного императора. Наполеону не выдали ни одного су из обещанных по договору об отречении двух миллионов франков. Более того, французский монарх конфисковал личную собственность Бонапарта на сумму в десять миллионов франков.

Наполеон представлял реальную угрозу восстановленным Бурбонам, не признанным многими французами, особенно солдатами и ремесленниками, желавшими возвращения императора. Держать Наполеона рядом с Францией было рискованно.

Пока Талейран нажимал на дипломатические и салонные рычаги, кто-то во французском посольстве готовился разрешить проблему Наполеона в практическом плане. Свидетельств мало, гораздо больше вопросов, но некоторые бумаги, найденные горничными, указывают на то, что в миссии замышлялось похищение Бонапарта. Нити ведут к человеку «номер два» в посольстве — герцогу Дальбергу, если не к самому Талейрану.

Операция похищения разрабатывалась совместно с французским консульством в Ливорно, заново открытым Талейраном как министром иностранных дел три месяца назад. Талейран лично подобрал на роль консула шевалье Мариотти, корсиканца, одно время охранявшего сестру Наполеона Элизу и по каким-то причинам затаившего зло на семью Бонапартов. За осень Мариотти во всех близлежащих портах создал сеть агентов и осведомителей, которые помогли ему сформировать полное представление об образе жизни Наполеона, распорядке дня и выяснить самое главное: где и когда его можно захватить. Он узнал, что Бонапарт часто выезжает с небольшой командой гвардейцев на соседний остров Пианозу и ночует на корабле. «Легче всего, — сообщал Мариотти в конце сентября, — взять Наполеона на Пианозе и увезти на остров Сент-Маргерит».