Дэвид Кинг - Битва дипломатов, или Вена, 1814

Листья покрывались малиновым и золотистым румянцем, небо все чаще затягивалось облаками, становилось по-осеннему холодно, и Меттерних сам ходил мрачный как туча. Он томился в ожидании ответа герцогини на свое послание и наконец 23 октября получил его. Герцогиня писала, что она хотела бы порвать с князем Альфредом фон Виндишгрёцем, он ей не подходит, но она так привязалась к нему, что не может без него обойтись. А дальше герцогиня совершенно откровенно заявляла, что она не считает Меттерниха своим возлюбленным. «Между нами может быть только дружба и ничего более», — добавляла герцогиня.

Такой ответ вряд ли мог успокоить Меттерниха. Он совсем сник. «Считайте, что вы меня убили, — написал ей князь той же ночью. — Я говорил, что это случится». Ему действительно казалось, что его уже нет. Последние двадцать четыре часа он прожил в агонии:

«Я уже не тот, кем был вчера... Я сгорел, и вы раскидали мой пепел по ветру».

Меттерниха мучили и странные отношения герцогини с царем. Что она обещала ему? Александр, конечно, постарался испортить репутацию князя. Но мог ли он на самом деле заставить герцогиню пойти на полный разрыв с ним, как утверждают сплетники? Царь привык распоряжаться личной жизнью своих подданных. Он же принудил младшую сестру герцогини Доротею выйти замуж за племянника Талейрана. Осведомители барона Хагера сообщали: Александр угрожал лишить ее поместий, если она не порвет с Меттернихом.

Не исключено, что царь надавил на герцогиню, используя совсем другой повод — проблему возвращения ее дочери из Финляндии, подвластной России. Слухи слухами, но Меттерних допускал, что Александр мог сделать из Вавы пешку в дипломатической игре. «Этот человек способен на все», — писал князь. И это неприязненное мнение о русском государе во многом определяло его поведение на конгрессе.

В конце октября император, царь и король вернулись из Венгрии. Они посетили жемчужину Дуная Буду и новый, торговый Пешт, образовавшие впоследствии Будапешт, пособирали виноград и побывали на могиле Александры, сестры царя Александра, вышедшей замуж за эрцгерцога Иосифа, пфальцграфа Венгрии, и умершей тринадцать лет назад.

Можно было ожидать, что смена обстановки снимет напряженность. Но проблема просто переместилась на сто пятьдесят миль вниз по течению Дуная. Царь продолжал вести себя агрессивно, нарушая не только дипломатический этикет. Он взрывался без всякого повода, говорил грубости, дерзил. По сообщениям агентов Хагера, двери чуть не слетали с петель во дворце, где останавливались монархи. Коллег-венценосцев оскорбляло и то, что русский государь большую часть времени проводил не с ними, а с «хорошенькими дамочками».

Как докладывали агенты, царь непрестанно охаивал Меттерниха и заодно с ним всех дипломатов. Александр подговаривал австрийского императора вступить в согласие с ним и королем Пруссии, создать нечто вроде альянса монархов и втроем решать все проблемы Европы. Для этого в первую очередь надо убрать Меттерниха.

Этого не могло случиться, по крайней мере пока. Австрийский император вовсе не собирался лишаться способного министра иностранных дел. Он доверял ему, невзирая на мнения легиона его недоброжелателей. Да и сам царь своим стремлением доминировать не располагал к взаимопониманию.

В Венгрии Франц сказал царю, что целесообразнее предоставить министрам иностранных дел заниматься переговорами. Дипломатам хорошо известно, как трудно идти на уступки и компромиссы, когда в процесс переговоров вмешиваются сюзерены.

Итак, несмотря на интриги Александра, Меттерних остался на своем месте. Император Франц вернулся в Вену, испытывая еще большую неприязнь к царю, а король Пруссии заработал новое прозвище — «камердинера» русского царя.

Конгресс явно не задавался. «Мы топчемся на месте, — ворчал баварский делегат. — Ни решений, ни соглашений». Паралич объяснялся просто: «Делом никто не занимается, сплошь одни увеселения». Даже король Пруссии, не выдержав, сетовал: «Похоже, мы приехали сюда только для того, чтобы потешать себя и других».

Некоторые винили Меттерниха, мол, он хитер, лжив и к тому же обезумел от любви. Как он может быть министром иностранных дел Австрии, да еще президентом конгресса? Ходили слухи, будто он подаст в отставку, либо его уволят, либо с ним случится нервный срыв. Другие обвиняли царя, его грубость и заносчивость. Третьи находили причину в салонных интригах герцогини де Саган и княгини Багратион, игравших властелинами мира как пешками.