Петр Ростовцев - Размышления одной ночи

Светова поразил вид станицы. У каждого дома отрыты траншеи, на многих улицах виднелись зияющие пустоты - следы бомбежек. Лица людей настороженные. Александр тотчас решил отыскать Татьяну. С момента отъезда писем он не писал.

"Что писать, - мучался Светов сомнениями. - Поймет ли правильно, или сочтет шкурником, дезертиром? Теперь я возвратился назад, в прифронтовую полосу, и судьбы наши неразделимы", - мысленно реабилитировал себя Светов.

Татьяну он застал дома. Мать, увидев Александра, запричитала:

- Живой, окаянный, девку иссушил. Да прислал хотя бы доплатное письмо, совести у вас нет.

Татьяна тут же, при матери, бросилась на шею Александра, глотая слезы, беззвучно плакала. Мать суетилась, собирала на стол. Александр от угощения отказался. Ему хотелось побыть с Татьяной вдвоем, сказать ей все, что накопилось в душе за прошедшие полгода, которые на фронте измеряют тройной мерой. Александру эти полгода казались вечностью.

- Танюша, пойдем в парк, на нашу аллею, - тихо сказал Александр.

Таня, не отрываясь от его груди, кивнула.

- Далеко не ходите, антихрист может прилететь, - крикнула вслед растревоженная мать.

Александр и Татьяна молча шли по притихшему, и от этого казавшемуся малолюдным, поселку, миновали элеватор, железнодорожную станцию. Большие оконные проемы вокзала теперь были перекрещены белыми полосами. Вдоль полотна и в тупиках станции бросались в глаза не убранные еще остовы вагонов и обгоревших цистерн.

- Бомбят часто? - спросил Александр.

- Теперь часто, - ответила Татьяна. - Раньше бомбили депо, станцию, проходящие железнодорожные составы. Теперь бомбят и поселок.

- Страшно? - опять спросил Светов.

- Сначала было страшно, теперь привыкли, - как о чем-то обыденном и привычном рассказывала Татьяна

Александр ощущал в Татьяне изменения - стала старше, строже, рассудительнее.

- Саша, давай в парк пойдем после войны, - внезапно сказала она и грустно взглянула на Сашу. Там, в парке, место их первой любви и встречи, еще довоенной, совсем другой поры. И она стремилась сохранить это заповедное место, ту неповторимую веселую и счастливую атмосферу, которую они не в силах создать сегодня, сейчас.

Они еще долго ходили по станице, и Александр заново узнавал старые места.

"Таня права, вражеская авиация бьет теперь не по целям, а по площадям, по всему периметру поселка, - глядя на развалины и трубы обгоревших домов, думал Светов. - Как не постоянны события и время".

Еще в пути, на остановке поезда в Сызрани, он слушал очередную сводку Совинформбюро. 12 мая наши войска перешли в наступление на Харьков. Юго-Западный фронт успешно атаковал противника из района Изюма и поставил гитлеровские войска а критическое положение. Но уже на станции Калач в сводке Сов-информбюро Светов услышал о тяжелых оборонительных боях советских войск на Изюм-Барвенковском направлении, неудачах в Крыму, опасности, нависшей над Севастополем.

Не знал Светов и того, что в день прибытия в станицу из Полтавы отбыл в свою ставку "волчье логово" Гитлер, утвердивший даты начала операций, предшествующих общему генеральному наступлению на Сталинградском и Северо-Кавказском направлениях - 7 июня "Вильгельм" и 12 июня "Фридерикус II". А в эти самые дни и часы, когда Светов с Татьяной шли по улицам станицы, осуществлялась авиационная и другая подготовка главной операции летней кампании "Блау".

Не знал Светов и того, что его семья прибыла сюда как нельзя некстати, что она явится обузой для отца. находившегося в положении "на службе", и, спасая ее, он сам может попасть в руки гитлеровских властей.

Таня первой услышала еле различимый гул гитлеровских самолетов. Он приближался, нарастал, усиливался, и на дальнем горизонте, как на экране, возникли силуэты тяжелых бомбардировщиков. Александр машинально считал стройные звенья, ряды, составлявшие глубину: первый, второй, третий, пятый, десятый. Он сбился со счета, самолетов было до сотни. Небо заволакивалось сплошной черной тучей. В ушах непривычным метрономом отдавался прерывистый, надсадный гул вражеских самолетов.

"Неужели вся армада нацелена на поселок?" - промелькнула в сознании Александра запоздалая мысль.

Татьяна схватила его за руку, увлекла в ближайшую траншею, где находились женщины и дети,

Силуэты самолетов росли вместе с гулом, Александр отчетливо видел на их крыльях и хвостах обрамленные желтизной черные кресты. Привычное голубое небо приобрело иные, смертельные краски, превратилось в черную бездну.