Энвер Ходжа - Хрущевцы

Для достижения своих целей они использовали совещания и встречи, которые почти всегда проходили в Москве, с тем чтобы сделать Москву, если не де-юре, то, по крайней мере, де-факто, центром международного коммунизма, чтобы всегда иметь и возможность обработки и контроля того и другого при помощи людей и подслушивающих устройств. Было ясно, что у хрущевцев дела шли не как по маслу. У Советского Союза имелись разного рода противоречия с Албанией, Китаем, как и с другими странами народной демократии. Линия «свободы» и «демократии», во всеуслышание прокламированная на XX съезде, превращалась теперь в бумеранг для самого советского руководства. Ряды начали расстраиваться, а хрущевцам надо было любой ценой, хотя бы для видимости, сохранить идейно-политическое «единство» лагеря социализма и международного коммунистического движения. В связи с этим и для этой цели было созвано и московское Совещание 1957 года.

Хрущев и компания приложили лихорадочные усилия к тому, чтобы в этом Совещании не только принимал участие и Союз Коммунистов Югославии, как «партия социалистической страны», но и чтобы Тито возможно договорился с Хрущевым о платформе, способе проведения и самих итогах совещания. Таким образом «единство», о котором так мечтали хрущевцы и в котором они остро нуждались, выглядело бы как никогда сильным. Однако Тито был не из тех, кто легко мог быть загнан в загон Хрущева. Многими письмами обменивались и много двусторонних встреч провели представители Хрущева и Тито в канун совещания, однако, как только казалось, будто они пришли к взаимопониманию, у них все опрокидывалось и пропасть еще больше углублялась. Каждая сторона хотела использовать совещание в своих целях: Хрущев — чтобы объявить о «единстве», пусть и при болезненных уступках в целях удовлетворения и заманивания Тито; последний — чтобы подбить других открыто и окончательно отречься от марксизма-ленинизма, от борьбы с современным ревизионизмом, от всякой принципиальной позиции. В Белград съездили Пономарев и Андропов для вольных сделок с представителями Тито, они выказали там готовность отступить от многих прежних, на вид принципиальных, позиций, однако Тито издалека велел:

— Мы приедем на совещание при условии, что не будет опубликовано никакого заявления, так как в противном случае обострится международная обстановка, обидятся империалисты и начнут трубить об «угрозе со стороны коммунизма».

— Мы, югославы, не можем согласиться ни с каким заявлением, иначе наши западные союзники подумали бы, что мы связались с социалистическим лагерем, в результате, они могли расторгнуть тесные связи с Югославией.

— Мы приедем на совещание при условии, что там совсем не будут употреблены термины оппортунизм и ревизионизм, иначе мы будем подвергаться прямым атакам.

— Мы приедем на совещание при условии, что там не будет изобличаться политика империалистических держав, так как это не послужило бы политике ослабления напряженности, и т. д. и т. п.

Короче говоря, Тито хотелось, чтобы коммунисты всего мира съехались в Москву чаю попивать и сказки сказывать.

Однако Хрущеву нужно было именно заявление, причем заявление, в котором подтверждалось бы «единство» и под которым было бы возможно больше подписей. Дискуссии завершились. Тито решил не ехать в Москву. Возмущение Хрущева взорвалось, термины стали «хлеще», улыбки и приветливость с «товарищем» и «марксистом Тито» на один момент были подменены эпитетом «оппортунист», заявлениями о том, что «он совершенно ничего общего не имеет с ленинизмом» и т. д. и т. п.

Однако и к этим «хлестким терминам» в адрес лидера Белграда Хрущев прибегал в кулуарах и на случайных встречах, ибо на совещании он ни слова не сказал против «товарища Тито». Наоборот, когда ему понадобилось высказаться «против» ревизионистов и всех тех, кто выступал против Советского Союза, он упомянул два трупа, выброшенных в помойку: Надя и Гьиляса.

Он еще лелеял надежду, что Тито мог приехать в Москву для подтверждения «единства 13-и», как он незадолго до этого пообещал в Бухаресте. Но Тито неожиданно «заболел»!

— Дипломатическая болезнь! — возмущенно сказал Хрущев и спросил нас и других, как быть, поскольку югославы не согласились не то что подписать заявление, но и участвовать в первом совещании, в совещании коммунистических партий социалистических стран.

— Мы давно высказали свое мнение о них, — ответили мы, — и каждый день подтверждает, что мы правы. Оттого, что югославы не приедут, мы не отступим.