Энвер Ходжа - Хрущевцы

Во-вторых, диктовал Тито, будущее примирение не должно подразумевать «полного единогласия при оценке событий и подходе к ним», следовательно, помириться, но так, чтобы каждый действовал по своему усмотрению и в соответствии со своими интересами.

В-третьих, вопрос о том, какой путь выбрал я и какой выбрал ты для построения «социализма», это дело каждого из нас и оно не должно сказываться на нормализации отношений; стало быть, я буду строить «специфический социализм», а ты должен безоговорочно согласиться с этим.

В-четвертых, виновниками конфликта, говорил Тито, не являлись ни Берия, ни Гьиляс, в основе конфликта лежат более глубокие причины, поэтому вам, советским, а заодно с вами и другим, надо полностью отказаться от линии времен Сталина, отказаться от прежних принципов, и тогда истинные причины конфликта отпадут само собой.

Наконец, Тито отклонил предложение Хрущева о двусторонней встрече в верхах, поставив ему условием «достижение предварительных успехов на пути к нормализации». Подтекст был совершенно ясен: если ты хочешь встретиться и помириться со мною, делай новые шаги на начатом пути, быстрее и смелее распространяй и расширяй в самом Советском Союзе, в других странах и партиях этот «новый» путь, который являлся и является моим старым путем.

И Хрущев, то будто в гневе, то в восторге от его действий, начал подчинятся условиям и наказам Тито и прилежно выполнять их.

Мы, внимательно и с беспокойством следившие за этим процессом, стали еще больше подозревать, что подобные позиции уводили Советский Союз на антимарксистский путь. С каждым днем все более и более убеждались мы в том, что Хрущев своими фокусами скрывал какую-то коварную игру. Мы замечали, что он ронял престиж Коммунистической партии и советского государства становился на колени перед Тито. Это было для нас неприятно, но, в конце концов, улучшение советско-югославских отношений было их внутренним делом и нам незачем было высказаться против этого. Но мы не соглашались и никогда не могли согласиться с его попытками стереть прошлое и, вопреки реальной действительности, изобразить причины осуждения югославских ревизионистов в совершенно ином свете. То же самое, мы не могли согласиться стать партнерами Хрущева в этой опасной и подозрительной идеологической и политической игре. То, что делали румыны, венгры или болгары^ что их дело. Лобзаний и примирения с титовцами с нашей стороны не могло быть.

Помимо его ревизионистских убеждений, Хрущева на этот антимарксистский шаг, несомненно, побудил и Тито. Он не хотел преклониться перед Хрущевым, поэтому настойчиво требовал, чтобы Хрущев съездил в Белград, преклонился перед ним и выступил с самокритикой в Каноссе (Белграде). И так было сделано. После года с лишним тайных и открытых контактов со специальными посланцами, после усиленной и весьма интимной корреспонденции между «товарищем Хрущевым» и «товарищем Тито», наконец, в апреле 1955 года, Тито передал своему новому любимцу, что он был согласен «обвенчаться» и приглашал его справить «свадьбу» либо «на пароходе в Дунае, либо, если вы будете согласны, провести ее в Белграде. По нашему мнению, — продолжал краль (на сербско-хорватском языке: король) Белграда. — встреча должна быть открытой и предаться огласке». Хрущев, которому не терпелось, поехал в Белград, обнялся и поцеловался с Тито, выступил с самокритикой, перечеркнул «решительно наслоения прошлого», и открыл «эру дружбы между двумя народами и двумя партиями» этих стран.

Наша партия осудила поездку Хрущева в Белград и особенно его решение вычистить нечистого Тито. Всего лишь два-три дня до своего отъезда в ^Каноссу^ Хрущев сообщил нам о своем предстоящем шаге, но мы этого ожидали, так как вода, в которую окунулся Хрущев, лишь на эту мельницу могла привести его. Ездить ему или нет в Белград, это было его дело, пусть он делал, что хотел. Однако нас возмутило и глубоко потрясло его уведомление этим же письмом, что он решил отменить ноябрьское (1949 года) решение Информбюро об осуждении югославского руководства как несправедливое, сообщить Тито об этом своем новом решении и поместить в органе «3а прочный мир, за народную демократию!» коммюнике. В этом коммюнике Хрущев отмечал, что коммунистические и рабочие партии-члены Информбюро якобы снова рассмотрели вопрос о третьей резолюции совещания Информбюро, принятой в ноябре 1949 года относительно югославской проблемы, и якобы решили считать несостоятельными содержавшиеся в этой резолюции обвинения против руководства Коммунистической партии Югославии и отменить резолюцию Информбюро о югославском вопросе.