Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской Империи. Том 1

I. Так как потомки франков составляют одну из самых ве­ликих и самых образованных наций Европы, то ученость и остроумие употребили все свои силы на то, чтобы доискаться происхождения их безграмотных предков. Вслед за рассказа­ми, основанными на легковерии, появились целые системы, основанные на вымыслах фантазии. Не была оставлена без тщательного разбора ни одна строка, которая могла бы по­мочь выяснению этого вопроса, и не была оставлена без тща­тельного обзора ни одна местность, на которой можно было надеяться найти хоть какие-нибудь слабые признаки проис­хождения франков. То Паннония, то Галлия, то Северная Германия считались колыбелью этой знаменитой коло­нии воинов. В конце концов самые рассудительные критики отвергли все воображаемые переселения идеальных завоева­телей и сошлись между собою на таком мнении, которое бла­годаря своей простоте кажется нам самым близким к истине. Они полагают, что около 240 года старинные обита­тели Нижнего Рейна и Везера составили новую конфедера­цию под именем франков. В теперешнем Вестфальском ок­руге, в ландграфстве Гессенском и герцогствах Брауншвейг­ском и Люнебургском в древности жили хавки, которые из-за своих неприступных болот издевались над римским могу­ществом, херуски, которые гордились славой Арминия, катты, сила которых заключалась в их непоколебимой и не­устрашимой пехоте, и некоторые другие менее сильные и ме­нее известные племена. Любовь к свободе была господству­ющей страстью этих германцев; наслаждение ею было луч­шим их сокровищем, а слово, выражавшее это наслаждение, было самое приятное для их слуха. Они приняли, сохранили и оправдали почетный эпитет франков, или вольных людей, который вмещал в себе, но не уничтожал особые названия различных государств, входивших в состав конфедерации. Первые законы союза были утверждены молчаливым согла­сием и внушены общей пользой, а привычка и опыт мало-по­малу придали им прочность. Франкскую лигу можно в неко­тором отношении сравнить с Гельветическим союзом, в ко­тором кантон сохраняет самостоятельность своего полновластия и обсуждает вместе со своими сочленами об­щие интересы, не признавая над собою власти какого-либо верховного главы или какого-либо представительного собра­ния. Но принципы этих двух конфедераций совершенно различны. Двухсотлетний мир был наградой Швейцарии за ее благоразумную и честную политику. А на характер фран­ков наложили пятно их непостоянство, их склонность к хищ­ничеству и их неуважение к самым торжественным тракта­там.

Римляне давно уже познакомились на опыте с дерзкой храбростью народов Нижней Германии. Соединенные силы этих народов стали грозить Галлии еще более грозным наше­ствием, и Галлиен, наследник престола и сотоварищ импера­тора, нашел необходимым свое личное присутствие на месте военных действий. В то время как этот государь вместе со своим малолетним сыном Солонием тщеславно выказывал в Трире свое величие, его армии с успехом сражались под предводительством талантливого генерала Постума, кото­рый хотя впоследствии и изменил семейству Валериана, но всегда был предан интересам монархии. Льстивые выраже­ния панегириков и надписей на медалях гласят о длинном ряде побед. Трофеи и почетные титулы свидетельствуют (ес­ли только подобные свидетельства могут что-либо доказать) о славе Постума, который неоднократно называется победи­телем германцев и спасителем Галлии.

Но один только факт, и притом единственный, о котором мы имеем достоверные сведения, почти совершенно уничто­жает эти памятники тщеславия и лести. Хотя Рейн и велича­ли названием «стража провинций», он был недостаточной преградой для отважной предприимчивости, воодушевляв­шей франков. Их быстрые опустошительные набеги распро­странялись от берегов этой реки до подножия Пиренеев; да­же эти горы не могли остановить их. Испания, никогда не бо­явшаяся германских нашествий, была неспособна оказать им сопротивление. В течение двенадцати лет, то есть в продол­жение почти всего царствования Галлиена, эта богатая стра­на была театром разорительных войн, в которых она имела дело с военными силами, далеко превосходившими ее собственные. Цветущая столица одной мирной провинции Тарра­гона была разграблена и почти совершенно разрушена, и даже во времена Орозия, который писал в V веке, бедные хи­жины, разбросанные между развалинами великолепных го­родов, еще напоминали о ярости варваров. Когда страна до того истощилась, что уже не представляла никакой приман­ки для грабителей, франки захватили несколько судов, сто­явших в испанских портах, и переправились на них в Мав­ританию. Эта отдаленная провинция была поражена при ви­де свирепых варваров, будто свалившихся на нее из заоблач­ного мира, так как жителям африканского побережья были одинаково новы и имена, и нравы, и внешний вид новых пришельцев.