Андрей Губин - Молоко волчицы

Холодно. Второй месяц в горах. Выбивались из сил с коровами. Полтораста голов, треть доится. У Любы и Нюси отваливались пальцы — Крастерра доить не научилась, боялась коров. Сдаивать молоко помогают и мужчины. Особенно ловок в этом деле Митька. Завидя его, коровы с разбухшими сосцами лезли к нему, мыча от боли. Митька приучал телят сосать не только своих маток, но и других коров.

Из пещеры-загона так и тек молочный ручеек. Собаки уже не пили из него, ели сметану в ямах, ожидали, когда прирежут очередную издыхающую корову, чтобы лизать теплую кровь, жрать кишки и требуху. Резать приходилось далеко, чтобы коровы не почуяли кровь, — тогда поднимут такой рев, что в станице слышно будет.

Бедствовали с хлебом. Кончилось спиртное. Радовала лишь приближающаяся канонада орудий — надвигался фронт.

Взвод альпийских стрелков заметил стадо и направился к пастухам. Теперь выбора у командира не было — или бежать, отдав скот, или добыть орлиные перья с кепи и цветок эдельвейс с мундиров. Время для занятая позиции было.

На виду у немцев коров погнали по узкому ущелью. Немцы стреляли, но пастух — Иван — не остановился. Стрелки встали на лыжи. Шли осторожно, медленно — стадо никуда не денется. А семь самураев уже перегородили горловину ущелья, прогнав стадо, соснами, сваленными тут до войны. Выше сели Игнат и Митька с автоматом, карабином и пистолетом. Люба и Нюся с ними.

Передние немцы недоумевали — как же прошли коровы? — И повернули на выход. Потом заколебались — как же все-таки прошли коровы? А скорее всего, здесь прячутся люди. На выходе остановились, совещаются. Видимо, все же решили выйти из короткого, с отвесными стенами ущелья. Спиридон пересчитал немцев — двадцать три человека, — и в десяти шагах от взвода, наверху, заговорил «максим». Только этот первый момент, считал Спиридон, и мог решить исход боя. Он не ошибся. В панике упали человек восемь.

От завала били Митька и Игнат. Лесник был снайпером — сделав четыре выстрела, он уложил четырех. Здесь горы обрушились на врага — немцы, теряя солдат, не видели стреляющих. Они ответили выстрелами так быстро, как тигр кусает бок, куда попала пуля.

Но они не видели цели. Бросили гранаты в сторону пулемета, но Спиридон, Иван и Крастерра уже били с другого места — Иван только успевал набивать пулеметные ленты.

Остатки взвода решили взорвать завал. Но меткий Игнат не подпускал их близко. Снова попытались вырваться назад — свинцовый ливень. Тогда залегли, спрятались в густом можжевельнике. Спиридон даже слышал их говор. Патронов он не жалел — и ветки можжевельника падали и падали.

Сразу с горы навалился туман. Спиридон, наверху, заметил это первым. Для оставшихся немцев это спасение — в тумане они незаметно выползут из ущелья. Но когда первый стрелок приблизился к выходу, по-пластунски, пулемет заговорил в упор.

Оставалось последнее — выйти по стене ущелья, пользуясь туманом. Стали слышны слабые удары — крючья вбивают. Ушли бы. Но ветер унес туман. Открылись пять альпинистов на высоте двухэтажного дома, на выступе, и один выбравшийся наверх с веревкой. Этого Игнат снял первым. Потом с уступа свалились двое, повиснув куклами. «Максим» бил до тех пор, пока уроженцы Рейна и Эльбы, победители Альп и Гималаев не вгрызлись в каменные бивни Царя Горных Духов, как еще называется Эльбрус.

Короткий зимний день угасал. Надо успеть до темноты проверить: есть ли еще живые и раненые. Сверху Спиридон насчитал семнадцать трупов. Значит, шесть солдат в можжевельнике. Там они и оказались, тяжелораненые. Но прежде чем идти туда, пустили собак. На мертвых они не лаяли, а у кустов рычали. «В плен не сдаются, гады!» — подумал Спиридон, и тут вышел из кустов стрелок с белым платком. Спиридон показал ему: к выходу. На выходе встретились. Немец объяснил ему, что пятеро его товарищей нуждаются в помощи, остальные убиты. Спиридон собрал сотню, взял оружие мертвых, и пошли в можжевельник. Пять пар глаз смотрели на страшных, бородатых горных духов — вот тебе и пастухи.

— Э, да их уже не вылечить! — сказал Спиридон и пришил автоматной строчкой пятерых раненых к высокой земле Кавказа. — Рассказывай! обратился он к парламентеру и показал на Крастерру.

Крастерра понимала с трудом. Ганс Айсберг, двадцать два года, восходитель по профессии — собирался штурмовать Эверест, мать, невеста, отец погиб в гитлеровской тюрьме; член нацистской партии, протестует против незаконного убийства раненых.