Андрей Губин - Молоко волчицы

— За вкус не ручаюсь, а горячее будет!

Они спустились в кладовые, для начала выпили княжеской водки и приступили к делу. Спиридон на час отлучился в каморку младшей служанки Эвелины, влюбленной в казака не на шутку. Убрали кунацкую шкурами пантер, ярко-желтыми ветками дуба, посыпали пол зеленым сеном. В камышах Михей и Игнат Гетманцев, искусные стрелки, настреляли фазанов. Лунь в реке наловил рыбы. Запел на точиле кинжал Спиридона. Шашлычину опустили в чистейшее сухое вино.

Синий студеный вечер сошел с гор. На дворе холод, пропасть. А в кунацкой беснуется от ветра жаркое пламя камина. На углях шипит мясо. На столе караваи теплого хлеба, который с редким уменьем пек Саван Гарцев. Исходят слезами бутылки водки. Вместо высоких кубков с фамильной монограммой гранд-служанка с презрением поставила чихирные чашки-ковшики. На лавке ручной бочонок вина, стянутый желтой медью. Там же батарея пыльных бутылок с изображением моря, пальм и песка, по которому идут гренадеры.

— Ром, — без особого труда прочитал Спиридон латинские буквы.

А Роман Лунь не только перевел слова этикетки, но и рассказал сослуживцам о далеких пальмовых островах. В оставшееся время Игнат Гетманцев успел сыграть в карты с дамами замка, а Спиридон еще сходил к белокурой полячке. Накрыв стол суровым полотном, казаки начали разбирать бурки и шашки, сваленные в углу, и гадали: кого ожидает князь — не главнокомандующего ли войсками Кавказа, а может, и самого министра из Петербурга?

Вошел князь. В серой черкеске, мягких ноговицах, с длинными, по-княжески, волосами, пепельными, подвитыми на концах. Отстегнул и поставил в угол, в общую кучу, старинный меч с деревянной рукоятью, простой и тяжелый, как плуг. Казакам лестно, что оделся командир не в рыцарские одежды, а как простой казак, и даже саблю бриллиантовую не взял, ничем не отличаясь от рядовых полка.

— Ваше сиятельство, желаем доброго веселья! — спешили Игнат — к картам, Спиридон — к зазнобе, Денис — изобретать новый затвор винтовки.

— Рыбный холодец в чулане! — доложили Гарцев и Лунь, а Михей показал на второй и третий запасы питья — всегда, замечено, не хватает.

Тут князь, как в древние года, земно поклонился казакам:

— Господа! Прошу к столу!

Станичники оробели.

— Не откажите князю в чести!

Стоят как вкопанные.

— Что ж, не по душе вам полковник Арбелин?

Будучи прямого нрава, чтя хлебосольство, казаки стоя пригубили сок гренадеров. Видят, не шутит командир. Сели на некрашеные лавки. И вот, как дружина с Олегом, пируют они. Завязалась беседа. Праздной показалась она. Зато годы спустя кое-кто с религиозным трепетом припомнит этот вечер и князя-ясновидца.

Начал Арбелин. Издалека начал.

— Что, братцы, кончается ваша служба царю-батюшке?

— Так точно — срок!

— Небось соскучились по дому?

— Душа изныла, ваше сиятельство!

— Женки дома?

— У двоих.

— Вот они сейчас рвут и мечут напоследки — слыхал я, гусарский полк квартирует в вашей станице.

— Ничего, поучим, — беззлобно улыбнулись женатые Игнат и Саван.

— Вы тут моих не перепробовали?

— Чуток есть, — захмелели казаки.

— Ну и молодцы! На то и казак! Дай бог свидеться вам с родными и поклониться могилкам!

— Приезжайте к нам опять, господин полковник, хучь нашей воды вволю попьете, со всего света едут к нам господа пить воду, будто дает она человеку большую силу.

— Я с детства бываю в вашей станице и буду опять. А если бы и не захотел приехать, так господь повелит!

В чистой горнице со сводчатым потолком теплынь, пахнет сухими травами, горячим ромом. В серебряной филиграни подсвечников плавится ярый воск. За узкими окнами-амбразурами мороз и ночь. В трубе гудит ветер. Опадают пепельные лепестки с затихающего жара. Ночь зимняя длинна. И много еще выпивки, песен, присказок. А кто полного не выпьет рога, тот не казак. Известно, казакам под силу такое, что фабричным хамам ванькам и не снилось. Вспомнили немало примеров мужества и отваги любимцев царя. А князь разжигает: будто люди не от одного корня пошли — казаки, как и дворяне, божественного завода. Знаменщики смутились: дворяне — господа, а весь род людской проистек из яйца Адама и Евы. Но для захмелевших гордецов слова князя лестны. Даже толстовец Михей не станет делать одно дело рядом с мужиком. Даже Денис Коршак, ищущий пути переустройства мира, на миг поддался общему опьянению. Правда, бывал казак и грабителем, брехуном несусветным, но зато он же при случае с неба звезду сорвет, грудью встанет на защиту малых и старых.