Дмитрий Шерих - Город у эшафота.За что и как казнили в Петербурге

На Ржевский полигон приговоренных к смерти отправляли обычно не из тюрем напрямую, а через петроградскую ЧК, находившуюся на Гороховой улице, 2. Осенью 1922 года парижская газета «Последние новости» опубликовала сообщение анонима, где в подробностях описывалась «комната для приезжающих», расположенная в нижнем этаже здания на Гороховой. Квадратная комната, асфальтовый пол, три замазанных белой краской и забранных решетками окна, отчаянно грязные стены, паутина по углам. «Назначение этой комнаты — действительно для приезжающих из петроградских тюрем и самой чеки людей, приговоренных к смертной казни… В комнате читают им приговор, заставляют расписаться под приговором и сразу же надевают наручники, одну пару на двоих, одно кольцо наручников на правую руку первого, другое — на правую руку второго приговоренного. Дверь «комнаты для приезжающих» открывается от 4-х до 8-ми вечера, и только в эти часы пополняются жильцы страшного помещения. Жильцы долго не засиживаются, проводят ночь и день, а в следующую ночь от 3-х до 4-х часов производится отправка их на место казни».

В продолжение полутора суток, уверял корреспондент парижской газеты, смертники не получали ни еды, ни воды, и даже не выпускались из комнаты для отправления естественных надобностей. При этом мужчины и женщины содержались вместе. «В 1921 году, в дни больших расстрелов, комната бывала битком набита приговоренными».

Наконец, финал — такой, каким его описали «Последние новости»: «В три часа ночи из гаража чрезвычайки во двор Гороховой, 2, подается пятитонный грузовик, во двор приводится усиленный наряд из роты коммунаров, комендант спускается в «комнату для приезжающих», открывает дверь, и по списку скованных попарно выводят во двор и сажают в автомобиль. На закрытые борта грузового автомобиля тесным кольцом садятся вооруженные коммунары. Машина трогается и катит на артиллерийский полигон по Ириновской железной дороге. Две легковые машины сопровождают грузовик с арестованными, в них размещаются лица, тем или иным способом участвующие в казни. Здесь непременно находится следователь, который в последний момент, когда уже приговоренный стоит на краю ямы, задает последние вопросы, связанные с выдачей новых лиц. Такие вопросы задаются обязательно каждому приговоренному. Тут же помещаются всегда два или три спеца по расстрелам, которые выстрелом в затылок из винтовки отправляют на тот свет. Кроме них пять-шесть человек присутствующих при казни со специальными обязанностями: снимать наручники, верхнее платье, сапоги и белье и подводить жертву к стрелку-палачу.

Зачастую, при массовых отправках на полигон арестованные, сидящие в «комнате для приезжающих», не выдерживают последних суток и умирают. Труп кладут на автомобиль, не расковывая соседа, и увозят вместе с арестованными, а по приезде бросают в общую яму».

Трудно сейчас сказать, насколько можно верить автору этого описания. Идеологически он находился в одном отряде с Зинаидой Гиппиус, а потому самые страшные, самые темные слухи о большевиках и их власти готов был принять на веру.

Одну примету новой власти, однако, отметим: раньше приговоренных сопровождал в последний путь священник, задачей которого было не только дать напутствие, но и попытаться в последний раз склонить преступника к откровенности, теперь эта функция перешла к следователю. Подобные допросы приговоренных к смерти вошли в практику чекистов надолго: читатель еще увидит документальное тому подтверждение.

Расправой государства над мятежными кронштадтцами история казней 1921 года не завершилась; уже летом началось печально знаменитое таганцевское дело, известное также как процесс «Петроградской боевой организации». Главной фигурой этого расследования стал 31-летний профессор Владимир Николаевич Таганцев, сын знаменитого и не раз упомянутого в этой книге юриста Н.С. Таганцева. По делу ПБО арестовали несколько сот человек, 95 из них были приговорены к расстрелу. В сообщении ВЧК «О раскрытом в Петрограде заговоре против Советской власти» рассказывалось, как «черно-белый стан, со скрежетом зубовным вступает на путь явных авантюр, на путь организации заговорщических боевых групп с целью создания крепкого ядра, способного поднять вооруженное восстание».

Основной список расстрелянных — 61 человек — опубликовали в четверг 1 сентября 1921 года в «Петроградской правде». Начинался он с профессора Таганцева, завершался военным моряком Матвеем Комаровым, участвовавшим в Кронштадтском мятеже, бежавшим в Финляндию, а затем тайно перебравшимся в Петроград. Был в перечне и поэт Николай Гумилев, его фамилия значилась тридцатой по порядку: «Гумилев, Николай Степанович, 33 л., б. дворянин, филолог, поэт, чл. коллегии «Из-во Всемирной Литературы», беспартийный, б. офицер. Участник П.Б.О., активно содействовал составлению прокламаций к.-револ. содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, которая активно примет участие в восстании, получал от организации деньги на технические надобности».