Дмитрий Шерих - Город у эшафота.За что и как казнили в Петербурге

Исследователи террора подытожили расстрельный период 1918–1921 годов, однако вот загадка: по их данным, на Ржевском полигоне за это время были казнены и похоронены около 5 тысяч человек; та же цифра приведена и в энциклопедии «Санкт-Петербург». Однако составитель «Ленинградского мартиролога» Анатолий Разумов обнаружил в архиве ФСБ документы, согласно которым за 1918–1921 годы в Петрограде было расстреляно 2025 человек, около 60 % из которых за уголовные преступления.

Разница не просто значительная — огромная.

Под занавес этой главы — история еще одной казни, случившейся в ночь на 13 августа 1922 года, и что вполне вероятно, тоже на Ржевском полигоне. К тому лету, надо сказать, власть чувствовала себя все более уверенно, а потому смертная казнь как высшая мера наказания использовалась реже прежнего. Принятый в мае 1922 года Уголовный кодекс РСФСР оговаривал, что расстрел возможен только «по делам, находящимся в производстве военных трибуналов», и лишь «в случае, когда статьями настоящего кодекса определена высшая мера наказания». Отдельными двумя декретами ВЦИК в тот же год было установлено, что «высшая мера репрессии» не может быть применена к несовершеннолетним и к беременным женщинам.

Однако в том же году возникла новая политически острая ситуация: после издания декрета об изъятии церковных ценностей патриарх Тихон обратился с посланием «Ко всем верным чадам Российской Православной церкви», выступив против начинания властей. Начались волнения, в том числе в Петрограде.

И грянул судебный процесс. Без сомнения, власти с самого начала были нацелены на жесткий приговор, поскольку отдали дело в Революционный трибунал. Заседания проходили в нынешнем Большом зале Филармонии; подсудимые во главе митрополитом Вениамином, епископом Петроградским и Гдовским, обвинялись в том, что, «фальсифицируя канонические правила церкви, использовали религиозные предрассудки масс и пропагандировали идею сопротивления Советской власти в проведении постановления ВЦИК». Суд проигнорировал тот факт, например, что в воззвании митрополита Вениамина к петроградской пастве говорилось ясно: «Если гражданская власть, ввиду огромных размеров народного бедствия, сочтет необходимым приступить к изъятию и прочих церковных ценностей, в том числе и святынь, я и тогда призываю пастырей и паству отнестись по-христиански к происходящему в наших храмах изъятию».

Адвокат митрополита Яков Гурович говорил, выступая перед трибуналом: «Доказательств виновности нет, фактов нет, нет и обвинения… Что скажет история? Изъятие церковных ценностей в Петрограде прошло с полным спокойствием, но петроградское духовенство — на скамье подсудимых, и чьи-то руки подталкивают их к смерти. Основной принцип, подчеркиваемый вами, — польза Советской власти. Но не забывайте, что на крови мучеников растет Церковь… Больше нечего сказать, но и трудно расстаться со словом. Пока длятся прения — подсудимые живы. Кончатся прения — кончится жизнь…»

Трибунал приговорил к высшей мере наказания десять человек. После многочисленных ходатайств о помиловании — даже президиум ВЦИК просил Политбюро ЦК ВКП(б) пересмотреть свою позицию — шестерым смертная казнь была заменена тюремным заключением. Но четверых: самого митрополита, а также архимандрита Сергия (Василия Павловича Шейна), адвоката, юрисконсульта Александро-Невской лавры Ивана Михайловича Ковшарова и профессора, председателя правления Общества православных приходов Юрия Петровича Новицкого, «как лиц вдохновлявших, руководивших и вполне сознательно ведших контрреволюционную политику под церковным флагом», освобождать от высшей меры наказания власть не стала. Дата их расстрела известна, точное место смерти — нет. Церковные историки цитируют сообщение, опубликованное 3 ноября 1922 года в эмигрантской газете «Русь», считая его довольно близким к истине: «Опасаясь возбуждения петербургских рабочих масс, вызванного приговором, большевики не решились расстрелять митрополита в Петрограде и распустили слух, что митрополит увезен в Москву, тогда как Владыка и два других православных мученика… были отвезены на ст. Пороховые по Ириновской ж. д. для расстрела. Предварительно все трое были обриты и одеты в лохмотья, чтобы нельзя было узнать, что расстреливают духовенство».

В общем, снова Ржевский полигон. Есть в заметке «Руси» и такие слова, приписываемые очевидцу расстрела (и сообщенные им «при обстановке, гарантирующей их достоверность»):