Двадцать первый: «В дни больших расстрелов». Таганцевское дело и гибель Николая Степановича Гумилева. Иван Иванович Бозе, красный палач. Где был расстрелян митрополит Вениамин?
В начале 1920 года политическая обстановка в стране поменялась, непосредственная угроза новой власти отступила — и 17 января 1920 года ВЦИК и Совнарком постановили «отменить применение высшей меры наказания (расстрела), как по приговорам Всероссийской Чрезвычайной Комиссии и ее местных органов, так и по приговорам городских, губернских, а также и Верховного при Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете трибуналов». (Впрочем, уже в мае губернским трибуналам вернули право казнить и миловать.)
Почему-то именно с этой датой — 17 января 1920 года — связана страшная страница в воспоминаниях художника Александра Мартыновича Арнштама, сидевшего тогда в Доме предварительного заключения на Шпалерной: «Помню одну незабываемую, кошмарную январскую ночь, когда «команда» тюремщиков и солдат «чистила» камеры со списками в руках, чтобы вызывать заключенных…
Открыли и нашу дверь, назвали имя молодого поляка, он упал на колени, чтобы помолиться Богу, но тюремщики схватили его за плечи, и он исчез со своим узлом.
Той ночью, кажется, 17 января 1920 года, взяли семьсот пятьдесят заключенных — крестьян, торговцев, профессоров, министров — и втиснули их в кузова грузовиков, крытых брезентом. Всех их вывезли в пригород, всех расстреляли в холодной ночи…»
Трудно оценить достоверность воспоминаний Арнштама, особенно с учетом того, что точного числа жертв он знать не мог никак. Теоретически еще можно представить себе ситуацию: прознали в петроградской ЧК про отмену смертного приговора и решили (пока город еще о том не прослышал) провести последнюю решающую чистку среди заключенных. Однако историк спецслужб Василий Бережков утверждает, опираясь на архивные документы, что за весь 1920 год в Петрограде расстреляли 622 человека и политических среди них было всего 18.
Говоря откровенно, данные Бережкова кажутся более близкими к истине, чем цифры Александра Арнштама.
А у нас впереди поистине страшный 1921 год: могло показаться невероятным число казненных на пике красного террора в 1918-м, однако три года спустя этот жуткий рекорд был побит. Причиной тому стал мартовский Кронштадтский мятеж, всерьез напугавший руководителей страны. Восставшие тогда требовали от власти очень многого: переизбрать Советы тайным голосованием, обеспечить свободу слова и печати, пересмотреть дела заключенных, «упразднить всякие политотделы, так как ни одна партия не может пользоваться привилегиями для пропаганды своих идей и получить от государства средства для этой цели».
Разумеется, удовлетворить такие требования большевики не могли. Фактически Кронштадт находился в руках восставших со 2 марта, окончательный разгром мятежников силами подтянутых к Петрограду полков произошел 18 марта.
Казни начались еще до взятия острова. Известно, например, что еще 8 или 9 марта (точная дата в документе не указана) революционный военный трибунал Петроградского военного округа приговорил к смерти связиста Дмитрия Герасимова — за то, что он, получив у себя в Сестрорецке телеграмму о восстании в Кронштадте, начальству о том не доложил, а вступил в телефонные переговоры с кронштадтским сослуживцем, причем на его вопросы о положении дел в Сестрорецке «сообщил о прибытии войск, точно указывая наименование частей».
Приговор: «Принимая во внимание, что Герасимов, член Российской Коммунистической партии, занимающий ответственный пост, в решительный момент борьбы с контрреволюцией не только не выполнил своего долга коммуниста и революционера, но изменил делу трудящихся и идеям партии, играя роль шпионажа в пользу белогвардейцев, Герасимова Дмитрия Ивановича, 26 лет, происходящего из граждан Петроградской губернии Лужского уезда Бельско-Сябежской волости деревни Звягино, члена РКП, подвергнуть высшей мере наказания — расстрелять».
На приведение приговора в исполнение было отведено 48 часов.
Дальше — больше: когда 14 марта в прибывших атаковать Кронштадт войсках началось брожение, его пресекли проверенным способом. В приказе Михаила Тухачевского, командовавшего собранными для штурма войсками, говорилось прямо: «Все провокаторы и шептуны жестоко поплатились за свою контрреволюционную деятельность». И вправду поплатились: в тот день, 14 марта, постановлениями реввоентрибунала был приговорен к расстрелу 41 красноармеец 237-го Минского полка; на следующий день та же участь ждала 33 солдат Невельского полка. Приговоры зачитывались «всем ротам и командирам» и приводились в исполнение немедленно.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу