Жан-Пьер Шаброль - Пушка 'Братство'

Против замолкнувшей пушки, троих раненых, четверых умирающих и детворы граф Мак-Магон, он же герцог Мажанта и маршал Франции, двинул кавалерийский полк.

Барден двумя руками поднял над головой свою наковальню.

Hy a другие мужчины -- те уже привыкли к штыку. Раненые поделили между собой ружья и пистолеты.

Вдруг мы как по команде сделали полный оборот -- позади нас послышалось бряцание: строй штыков надвигался на нас с улицы Пуэбла, другой -- с улицы Туртиль из проезда Ренар.

-- Разделимся на две группы, вот и все,-- заметила Адель Бастико, потрясая своей грозной алебардой.

Тут кто-то потянул меня за штанину. Это оказался Гифес. Я встал на колени, мне пришлось приложить yxo к самым губам умирающего, иначе я не расслышал бы его слов:

-- Флоран... беги... это приказ.

Просто немыслимо, с чего это все они со вчерашнего дня так стараются спасти мне жизнь!

-- Сказано же тебе, мотай отсюда,-- прошипела Адель Бастико.

A Ортанс Бальфис мило, но настойчиво:

-- Веги скореe, ведь это приказ.

-- Да чей приказ-то?

-- Ты сам отлично знаешь чей.

Кузнец без церемоний взял меня за шиворот, приподнял и швырнул под арку.

Нашими никому не известными переходами я помчался к тайнику Марты.

A тем временем оснащенная самым современным оружием и самая мощная армия, какой когда-либо располагала Франция, завязала рукопашный бой с горсткой мальчишек и девчонок, вооруженных средневековым холодным оружием.

К полудню все смолкло. Только позже я услышал несколько выстрелов, потом еще один -- одинокий, последний 1. Страшное молчание опустилось на Бельвиль.

Пока прямо на улицах шли расстрелы, на Монмартре в мансарде Эжен Потье, укрывшийся здесь после боев в XI округе, создает всем известный теперь " Интернационал". Послушайте его сейчас: ни одна мысль, ни один

1 Согласие некоторым рассказаи,-- пиiпег Андрэ Герен (в книге "1871, Коммуна*, иsдательство "Ашетт.>, 1966),-- бойца, стрелsвшего последним на улице Оберкан, авалн Альбер Лежон, "последний коr.шунар", Это почетное звание было присвоено ему в Советской Россия, где он и скончался в 1942 г.-Прим. авмоpa.

образ, ни одно слово не устарели. Нельзя сказать сильвее, больше и лучше в столь немногих словах. A под окошком мансарды шли расстрелы.

Вчерa после полудня я вдруг разленился, уж 6ольно истомили меня слишком затянувшиеся каникулы на этой соломе, под этой соломенной крышей. Задыхаюсь от жары. Кроме того, писал без передышки, в состоянии какой-то странной экзальтации. Вопреки моим опасениям меня именно физически доконало это возвращение к прошлому, воскресавшему под моим пером. Не говоря уже о том, что все это приближает меня к Марте. Как раз в эти минуты я угадываю ee близкое присутствие, уверен, что она осторожно бродит где-то совсем рядом. Жду ee каждое мгновение.

Так я и заснул, во власти усталости и оптимизма.

Тайник Марты был вполне надежным убежищем. К тому же изнего открываетсявиднатристороны:во-первых, на Дозорный тупик, во-вторых, на зал "Пляши Нога" с его низкими сводами и, наконец, на тот угол, где торчали развалины баррикады.

Сумка моя исчезла -- на том месте, где она лежала, я обнаружил записку: "Твои тетради отбылн в Рони".

Версальцы вторгались в Дозорный тупик дважды.

Сразу же после рукопашной, после того как сомкнулись их пехотинцы и артиллеристы, когда я только-только устроился здесь.... Штурм был зверским, молниеносным.

Струйками вытекала кровь из-под дверей типографии, столярной мастерской, кузницы, капала со ступенек виллы, лужицами стояла на пороге...

Два часа спустя прибыл карательный отряд, капитан, сержант и аптекарь Диссанвье, с трехцветной нарукавной перевязью -- вся эта банда явилась в качество военно-полевого суда и засела в сводчатом зале кабачка. Наконец под конвоем жандармов привели пленных.

Из моего укрытия мне была видна лишь часть происходившего и только некоторые палачи и жертвы, но я старался дополнить то, что ускользало от моих глаз, тем, что доносилось до моего слуха.

"Военный суд" прежде всего распорядился о кормежке для себя.

Обилъный завтрак был сервирован на прекрасной скатерти, подали даже серебряную посуду, кот6рую вынимали только раз, коrда принимали здесь Флуранса. Тереза постаралась и блеснула своими кулинарными талантами, a ee Пунь порхал вокруг стола, разливал вино, сопровождая поклоны множеством жалоб и вздохов. Тройка военных судей в конце концов отослала его, чтобы откушать без помех. Мне был виден только капитан, худенький сорокалетний низкорослый версалец в пенсне на остреньком носике. Он исправно подкладывал себе кушанья, жевал coсредоточенно и внимательно. Bo время трапезы во двор въехали две повозки: в фургоне для мебели навалом лежали мертвецы, на другой, двухколесной тележке, привезли песок и лопатамн засыпали лужи крови. Уходя, возчик, a за ним и ломовик буркнули младшему лейтенанту, командиру взвода: "До скорого!"