Жан-Пьер Шаброль - Пушка 'Братство'

Да, мы сумели ee зарядить, нашу пушку "Братство". Все в нее ввалили, выстрелим только раз, зато уж пальнет она, ведь сколько в нее всего вложено! Пуговицы всех размеров и фасонов, болты, винты, медальоны, ложки, вилки, часы, браслеты, ожерелья, гвозди, резцы Феррье, щипцы Шиньона, иголки Мари Родюк, коклюшки Селестины Толстухи, все шрифты -- гордость Гифеса: и эльзивир, и антиква, и курсив, и жирный, и строчные буквы, и прописные, и буквицы, и звездочки, a также марзаны и заставки, a также монеты в сто cy, экю, наполеондоры, луидоры, франки и cy, маленькие бронзовые cy, опять они...

Всем этим добром мы набили нашу пушку "Братство", до самой глотки набили.

Ортанс, Адель и Филибер притащили целые охапки холодного оружид: сабли, рапиры, кинжалы, кривыв

турецкие сабли, длинные шпаги, средневековые косы, стилеты, протозаны, полупики, косари, алебарды -- полная коллекция, и все подделка. Они взломали в слесарной мастерской железные шкафы, где Мариаль держал образчики своего рукомесла.

У нас не было времени выбирать, версальцы снова пошли на приступ.

Гифес еще дышал. Он лежал, прислонившись головой к колесному ободу, он что-то бормотал. Кош нагнулся над ним.

-- Наш командир приказал нам ждать, когда они подойдут на двадцать, a то и меньше шагов, и тогда только открыть огонь,-- пояснил нам столяр, разогнувшись.

-- И он совершенно прав,-- подтвердил Маркай.-- Раз пушку зарядили до отказа, будет страшная отдача. На тридцать шагов орудие сметет всю улицу до третьего этажа.

Итак, мы ждали, и каким же томительно-долгим показалось нам это ожидание. Мы сгрудились за кое-как залатанной баррикадой.

Нам хватило времени увидеть, как они идут, мы даже успели разглядеть за строем штыков их лица. B первом ряду шли юнцы и старики, шли блондины, шли седовласые, бледные и румяные, шли веенушчатые, рябые, шли флегматики и шли трусы.

Изредка мы опускали глаза к Гифесу, лежавшему y колеса. Типографщик-интернационалист уже не в силах 6ыл поднять веки. Ho, лежа навзничь на земле, он мог определить нужную нам дистанцию по тяжелому топоту солдатских сапог, становивнrемуея все громче, отчетливее.

Наконец он с трудом приподнял руку.

Шарле-горбун потянул за веревку.

Это был последний выстрел пушки "Братство". И он был страшен.

Прежде всего отдача. Орудие отскочило назад по меньшей мере на три метра. Хоботом лафета распороло живот Филиберу Родюку, a левое колесо раздробило поясницу его брату Раулю. Меня отбросило вбок и назад к стене, шагов на пять-шесть. A Шарле-горбуна, который был легче меня, отшвырнуло еще далыне.

Затем такой же адский грохот.

Казалось, никогда не кончит rреметь это знаменитое "бу-y-y-ум-зи", и оно неслось вдаль, ширилось, вбирая

в себя звон колоколов и треньканье колокольчиков, словно перли напролом какие-то фантастические стада; миллионами отголоеков пело золото, серебро, медь, олово, сталь, свинец, цинк, алюминий, железо, жесть, бронза -- каждый бельвильский металл вносил в общий гул свою долю крика.

И наконец, результат был чудовищен.

Уцелели лишь задние ряды версальских солдат. С воплями они разбежались по своим норам.

На сей раз мясниками были мы.

Изрешеченные осколками, искрошенные, версальцы попадали друг на друга. Посреди мостовой трупы лежали в два-три слоя. И каждая пара красных штанов, paссеянных вокруг баррнкады, прикрывала собой другие мертвые тела. Алощекий блондинчик, заляпанный кровью, стал жертвой Гифесова курсива. Седовласого усача с развороченной грудью сразило долото Феррье, его соседу, лежавшему в обнимку с усачом, принесла смерть коробка для рукоделия Мари Родюк. Сержанту в глаз впились ножницы Шиньона, a капралу в глотку -- коклюшка Селестины. Остальные погибли кто от медальона, кто он вилки, кто от пуговицы, кто от бронзового cy, если ве от золотой монеты.

Нет, то не было наше богатство, просто -- все сокровища Дозорного.

Послышались конский топот, ржание.

-- Быстрее разбирайте этот хлам! -- крикнула Киска Маворель, остановившая свои выбор на алебарде XIV века.

Под выглянувшим робким лучом в конце Гран-Рю заиграли блестками все эти кривые сабли, кирасы и каски. Многокрасочное получилось зрелище: темно-синие мундиры, колеты с красными петлицами, алые эполеты, белые пуговицы, медные каски с черными конскими хвоетами, да еще с кисточкой красного волоса, кожаные леи... Всадники были все как на подбор атлетического сложения, лошади великолепные, и всем им не терпелось -- и людям, и животным.