Борис Фрезинский - Писатели и советские вожди

Неизвестно, поблагодарил ли письменно П. С. Коган каждого из подписавших это письмо, но его ответ Л. Б. Каменеву действительно существует:

П. С. Коган — Л. Б. Каменеву.

1924, 20 II.

позвольте принести Вам глубокую благодарность за Вашу защиту.

Если бы я был карьеристом, как думает Воронский, я считал бы это письмо в «Правде» венцом своей карьеры.

Я один из тех, чей творческий пыл угасает в атмосфере недоверия и даже сомнения. Без В<���ашего> письма я остался бы добросовестным ремесленником, но я не мог бы быть влюбленным трубадуром и Советской Власти и Вашей великой партии.

Если мне и принадлежит какая-нибудь заслуга в общем деле, то это заслуга неучитываемая: я привлек к Вам много сердец, а каждое сердце стоит сотен умов. И это было не усилием, а естественным побуждением моей души.

О своих чувствах к Вам лично не буду говорить, Лев Борисович. Вы навсегда останетесь для меня воплощением того огромного, что совершается сейчас в мире, и я никогда не забуду, что Вы отнеслись ко мне с таким доверием.

Воронский оказался более мелочным, чем я думал. Крупный деятель не может быть таким «личным». Его ответ Вам — это ответ раскапризничавшегося ребенка: «буду, буду, все-таки буду, назло вам всем».

По существу — монополия, на кую (так в подлиннике. — Б.Ф.) претендует Воронский, вредна. Да и природа литературы такова, что она все равно выбьется из-под нее. Мне не раз приходилось слышать от молодежи: «попробуй писать не по-пильняковски, Воронский заест».

Ведь в конце концов всякий неумелый восторг перед Коминтерном будет объявлен демагогией и карьеризмом, а всякая возня с капризничающими и очень спорными талантами будет считаться признаком культурности и хорошего тона.

Ведь даже среди интеллигентов старого типа уже не считают признаком дурного тона самую искреннюю преданность Советской Власти.

Почему же идея, уже психологически покоряющая глубинами ума и сердца в Европе, все еще у нас должна склоняться перед пьяными прихотями литерат. богемы? Почему у нас словно совестишься говорить об Октябрьской Революции тем языком, каким говорит Барбюс или старик Брандес? [87] Имеется в виду датский литературный критик Г. Брандес.

Своей шуткой я хотел бы сказать, что Воронский слишком усердно насаждает у нас культ литературной богемы, и глух, если не враждебен, к более суровым и глубоким порывам вдохновения. В таком спорном деле, как литература, должно дать простор выражению всего, что овеяно уже дыханием революции. В<���оронский> этого не делает.

Еще раз благодарю Вас.

Поэт, художественный критик и художник Максимилиан Александрович Волошин послереволюционные годы прожил в Коктебеле, лишь изредка выбираясь в Москву и Петроград. После установления в Крыму прочного советского режима он создал в своем доме Коктебельскую художественную колонию для отдыха и работы литературной и художественной интеллигенции. И с самого начала деятельности Колонии Волошин столкнулся с разнообразными притеснениями местной власти, почувствовавшей в нем некоего конкурента. В связи с этим, как пишет биограф Волошина В. П. Купченко, еще осенью 1923 г. В. В. Вересаев посоветовал Волошину написать полуофициальное письмо председателю Совета труда и обороны и председателю Моссовета Л. Б. Каменеву: «Он к Вам, как к писателю, относится очень хорошо»; более того — Вересаев намеревался даже «устроить Волошину чтение его стихов в Кремле» [89] Купченко В. Странствие Максимилиана Волошина. СПб., 1996. С. 356. .

В феврале — мае 1924 г. М. А. Волошин предпринял первую после революции и длительную поездку в Москву и Ленинград (переименованный так сразу после смерти Ленина Петроград). Поездка была связана не столько тем, что Максимилиан Александрович изголодался по обеим столицам, сколько с его стремлением хоть как-то укрепить свое сильно пошатнувшееся за последние месяцы политическое положение [90] В ответ на зарубежные публикации стихов Волошина эпохи Гражданской войны (книги «Стихи о терроре» и др.) в советской печати появился ряд враждебных Волошину статей; наиболее опасной была статья Б. Таля «Поэтическая контрреволюция М. Волошина» (На посту. 1923. № 11) — ответ Волошина Талю см.: Лавров А. В. Русские символисты. Этюды и разыскания. М., 2007. С. 333–338. . В Москве, пытаясь прояснить властям свою политическую позицию и смысл своих стихов последних лет, а также ища протекции на предмет литературных публикаций и изданий, Волошин посетил в Кремле председателя Совета труда и обороны и председателя Моссовета Л. Б. Каменева [91] В. П. Купченко датировал эту встречу 2 апреля 1924 г. (см.: Купченко В. Странствие Максимилиана Волошина. С. 369). .