Чарльз Диккенс - История Англии для юных

Пятнадцатого июля 1685 года этот несчастный народный любимец был выведен на Тауэр-Хилл. Толпа собралась огромная и крыши всех окружающих домов пестрели зеваками. В Тауэре Монмут простился со своей женой — дочерью герцога Бэклу — и много говорил о даме, гораздо более им любимой, — леди Хэрриет Уэнтворт, — которая была последней, о ком он вспоминал перед концом. Прежде чем положить голову на плаху, он ощупал лезвие топора и высказал опасение, что оно недостаточно остро и что топор недостаточно тяжел. На возражение палача, что топор такой, какой надо, герцог сказал: «Прошу вас постараться разделать меня более ловко, чем вы разделали милорда Рассела». Палач, у которого от этих слов затряслись руки, первым ударом только рассек ему шею. Тогда герцог Монмутский приподнял голову и с укоризной взглянул своему мучителю в лицо. Палач нанес второй удар, потом третий, а потом бросил топор и завопил диким голосом, что не может закончить эту работу. Однако шерифы припугнули его тем, что сделают с ним самим, если он ее не закончит, и мастер заплечных дел опять поднял топор и ударил в четвертый и пятый раз. В конце концов злосчастная голова отвалилась, и герцог Монмутский отошел в мир иной на тридцать шестом году своей жизни. Он сочетал в себе изысканный аристократизм со многими любезными народу качествами и снискал большую симпатию добросердечных англичан.

Монмут пополз к королю на коленях и пресмыкался перед ним, как только мог

Террор, которым правительство ответило на мятеж Монмута, — чернейшая и прискорбнейшая страница английской истории. Казалось бы, неумолимый король мог бы удовлетвориться тем, что бедные крестьяне сильно побиты и разогнаны, а их вожди схвачены. Так нет же. Он напустил на них, в числе прочих невыносимых чудовищ, полковника Керка, который воевал против мавров и чьи солдаты (прозванные в народе Керковыми агнцами, потому что у них на флаге красовался агнец — эмблема христианства) были достойны своего предводителя. Зверства, совершавшиеся этими дьяволами в человечьем обличье, слишком пугающи, чтобы о них здесь рассказывать. Достаточно заметить, что они безжалостно убивали, грабили и разоряли селян, заставляя их покупать прощение ценой всего, чем они жили, а одно из любимейших развлечений Керка состояло в том, чтобы, сидя со своими офицерами за обеденным столом и поднимая бокал за здоровье короля, любоваться, как за окном вешают пленников. Когда же ноги несчастных дергались в предсмертных конвульсиях, он обычно божился, что у них будет музыка для танцев, и приказывал бить в барабаны и дудеть в трубы. Презренный король, оценив эти услуги, передал Керку, что «весьма доволен его деятельностью». Но более всего радовала короля деятельность Джефриса, новоиспеченного пэра, который отправился на запад еще с четырьмя судьями, чтобы судить тех, кто предположительно принимал хоть какое-то участие в мятеже. Король в шутку называл ее «Джефрисовой кампанией». Местным же жителям она по сей день памятна как Кровавое судилище.

Судилище началось в Винчестере, где бедную глухую старую леди, миссис Лисию Лайл, вдову одного из судей Карла Первого (убитого за границей какими-то роялистами), обвинили в том, что она укрывала у себя двух беглецов из-под Седмура. Три раза судьи отказывались признать ее виновной, пока Джефрис угрозами не вырвал у них несправедливый приговор. Когда они его вынесли, пэр сказал: «Джентльмены, если бы я был одним из вас, а она была моей матерью, я бы ее осудил» — в чем у меня не возникает ни малейшего сомнения. Джефрис постановил сжечь старушку заживо в тот же день. По ходатайству соборного причта и кого-то еще она была обезглавлена через неделю. В знак высочайшего одобрения король назначил Джефриса лордом-канцлером, после чего тот посетил города Дорчестер, Эксетер, Тонтон и Уэлс. Когда читаешь о вопиющей предвзятости и бесчеловечности этого зверя, удивляешься, как это никто не пристукнул его на судейском месте. Ему было достаточно доноса какого-нибудь недоброжелателя, чтобы обвинить любого мужчину или женщину в государственной измене. Одного бедолагу, попытавшегося оправдаться, он велел немедленно вывести из зала суда и повесить, и это до того напугало всех узников, что они в большинстве своем тут же признавали себя виновными. Только в Дорчестере в течение нескольких дней Джефрис повесил восемьдесят человек, а сколько народу было высечено плетьми, выслано, заключено в тюрьму и продано в рабство — счесть невозможно. Всего он казнил там двести пятьдесят или триста человек.