Чарльз Диккенс - Домашний спектакль

Обширны и грандіозны были приготовленія на виллѣ Розъ, въ Елафамъ-Райзѣ, въ жилищѣ мистера Гетльтона (весьма зажиточнаго маклера) и велика была тревога его интересной семьи, когда приблизился день затѣяннаго ею домашняго спектакля, «подготовлявшагося нѣсколько мѣсяцевъ». Вся эта семейка была помѣшана на домашнихъ представленіяхъ. Домъ, обыкновенно такой чистый и аккуратный, принялъ въ то время такой хаотическій видъ, точно его, по мѣткому выраженію самого хозяина, «повыбросали изъ окошекъ». Большая столовая, лишенная своей мебели и украшеній, превратилась въ мѣсто свалки кулисъ, проводовъ, лампъ, мостовъ, облаковъ, грома и молніи, фестоновъ и цвѣтовъ, кинжаловъ, рапиръ и всякаго иного театральнаго скарба, именуемаго на театральномъ жаргонѣ бутафорскими принадлежностями. Спальни были загромождены декораціями, а кухня была занята плотниками. Репетиціи происходили черезъ день по вечерамъ въ гостиной, и каждый диванъ въ домѣ былъ болѣе или менѣе поврежденъ но милости старанія и усердія, съ какими мистеръ Семпроній Гетльтонъ и миссъ Люцина репетировали сцену удушенія въ «Отелло», такъ какъ эта драма должна была составить первое отдѣленіе вечерняго спектакля.

— Если мы попрактикуемся еще немножко, то я увѣренъ, что пьеса сойдетъ у насъ превосходно, говорилъ мистеръ Семпроній своей «драматической труппѣ» послѣ сто-пятидесятой репетиціи. Въ виду маленькаго неудобства, сопряженнаго съ принятіемъ на его счетъ всѣхъ расходовъ по спектаклю, онъ самымъ любезнымъ образомъ былъ единодушно избранъ актерами-любителями въ дирижеры. Эвансъ, — продолжалъ мистеръ Гетльтонъ младшій, повернувшись къ высокому, сухопарому, блѣдному молодому человѣку съ длинными бакенбардами, — Эвансъ, вы играете Родриго безподобно.

— Безподобно! — подхватили три миссъ Гетльтонъ, потому что мистеръ Эвансъ былъ признанъ «душкой» всѣми его товарками по сценѣ. Онъ былъ ужасно интересенъ и обладалъ такими красивыми бакенбардами, не говоря уже о его способности писать стихи въ альбомы и играть на флейтѣ!

— Однако по-моему, — прибавилъ дирижеръ, — вамъ еще не совсѣмъ удается… паденіе… въ сценѣ поединка, гдѣ вы… того…

— Это очень трудно, — задумчиво отвѣтилъ мистеръ Эвансъ;- послѣднее время я для навыка падалъ много разъ у себя въ конторѣ, только всегда больно ушибался. Падать мнѣ приходится, какъ вамъ извѣстно, навзничь, а при этомъ непремѣнно треснешься затылкомъ.

— А вы остерегайтесь, чтобъ не повалить кулисъ, — сказалъ мистеръ Гетльтонъ старшій, который былъ назначенъ суфлеромъ.

— О, не бойтесь! — подхватилъ Эвансъ съ крайне самодовольнымъ видомъ. — Я буду падать головой за сцену, такъ что не надѣлаю никакой бѣды.

— Но за то, — воскликнулъ дирижеръ, потирая отъ удовольствія руки, — мы произведемъ большой фуроръ въ «Мазаніелло». Гарлей поетъ въ немъ восхитительно.

Всѣ поддержали этотъ лестный отзывъ. Мистеръ Гарлей улыбался и посматривалъ глуповато, что было совсѣмъ не въ диковину; потомъ онъ принялся мурлыкать: «Смотрите, какъ утро сіяетъ роскошно» и вдругъ покраснѣлъ, какъ рыбацкій колпакъ, который примѣривалъ себѣ на голову.

— Прикинемъ-ка, — продолжалъ дирижеръ, считая по пальцамъ. — У насъ будетъ три пляшущихъ крестьянки, кромѣ Фенеллы, и четыре рыбака. Прибавимъ сюда еще нашего лакея Тома; онъ можетъ надѣть мои парусинные брюки, клѣтчатую рубашку Боба, красный ночной колпакъ и въ этомъ одѣяніи сойдетъ за пятаго рыбака. Въ хорахъ мы, конечно, можемъ пѣть за кулисами, а въ сценѣ на площади расхаживать въ плащахъ и тому подобномъ. Когда же вспыхнетъ бунтъ, то нашъ Томъ, размахивая киркой, долженъ выбѣгать на сцену съ одной стороны и скрываться по другую сторону, повторяя этотъ маневръ какъ можно быстрѣе. Эффектъ получится электрическій, точно бунтовщиковъ великое множество. А въ сценѣ изверженія вулкана мы станемъ жечь красный бенгальскій огонь, кидать на полъ мѣдные подносы и производить всяческій грохотъ — тогда навѣрно выйдетъ отлично.

— Конечно! Конечно! — дружно подхватили всѣ актеры, а мистеръ Семпроній Гетльтонъ убѣжалъ стремглавъ отмывать съ лица сажу отъ жженой пробки и распоряжаться постановкой декорацій, хотя и расписанныхъ кистью диллетанта, но тѣмъ не менѣе восхитительныхъ.

Миссисъ Гетльтонъ была добрая, покладистая, простодушная женщина, которая нѣжно любила мужа и дѣтей; она имѣла только три антипатіи. На первомъ мѣстѣ у ней стояла естественная непріязнь ко всѣмъ дѣвицамъ-невѣстамъ, кромѣ собственныхъ дочекъ; на второмъ — боязнь всего, что можетъ показаться смѣшнымъ, и наконецъ, — какъ неизбѣжное слѣдствіе этого чувства — страхъ, почти ужасъ передъ нѣкоей мисси Джозефъ Портеръ, ея сосѣдкой, жившей черезъ дорогу. Впрочемъ всѣ простодушные обитатели Клафама и его окрестностей трепетали передъ скандаломъ и насмѣшкою, а потому заискивали въ миссисъ Джозефъ Портеръ, ухаживали за ней, льстили и ублажали ее на всѣ лады.