Упоминавшаяся в Соборном уложении честь государева двора требует особого рассмотрения. Почти вся жизнь царя, его семьи и приближенных протекала в Московском Кремле и загородных резиденциях, изредка выплескиваясь за их стены — в подмосковные монастыри и Троице-Сергиеву лавру, еще реже — за границу (например, во время трех военных походов Алексея Михайловича во время русско-польской войны 1654–1667 годов). При этом пространство, в котором находился царь, по издавна сложившейся особенности восприятия власти на Руси всегда приобретало особый, сакральный статус. Царя не просто тщательно охраняли и оберегали от любых неприятностей, будь то нежелательные контакты с населением или дорожные неудобства, ухабы и колдобины, — берегли как зеницу ока его путь (не только дорогу в прямом смысле, но и выложенную драгоценными тканями и мостками траекторию прохода во время того или иного церемониала, и сами эти ткани), чин, честь, здоровье. Понятие царского двора как сакрального пространства, наделенного особой честью, наверняка появилось значительно раньше, но было законодательно оформлено лишь в статьях третьей главы Соборного уложения. На наш взгляд, это было вызвано Соляным бунтом 1648 года, когда массы народа бесчинствовали перед самыми окнами Кремлевского дворца. В Уложении честь государева двора была вписана в особую «лествицу», на верхних ступенях которой стояли честь Господа, Девы Марии, царя, его семьи, Церкви и священнослужителей. Г. Котошихин сообщает, что даже самые знатные бояре сходили с коня или выходили из саней, «не доезжая двора, и не блиско от крыльца». Большинство же служилых людей предпочитали от греха подальше спешиваться на Ивановской площади. Только бояре и служилые люди имели право входить на царский двор.
В обыденной жизни государева двора существовала своя иерархия чести: чем ближе к царским покоям, тем значимее была честь места. Кремлевский дворец («Верх») имел три всхода, каждый из которых был наделен определенным статусом: самым высоким обладал Красный всход, примыкавший к Грановитой палате, вторым — всход через паперть Благовещенского собора, самым низким — средний всход, пролегавший примерно посередине между Грановитой палатой и Благовещенским собором и ведший в Среднюю палату. Встреча тех или иных царских гостей происходила на разных ступенях лестницы: наиболее значимых — в самом низу (этой чести удостаивались, как правило, иностранные послы и резиденты), менее чтимых — на середине лестницы, а совсем незначимых — непосредственно перед дверью в царские комнаты. Сам царь встречал «в сенях» (прихожей) перед своими апартаментами только очень почетных посетителей, например Михаил Федорович — своего отца патриарха Филарета.
Непосредственно в «Верх» вела Золотая лестница, начинавшаяся у Спасского собора с двумя площадками («рундуками»), которые украшали с каждой стороны по две позолоченные фигуры львов. Естественно, палаты государя обладали наивысшим статусом среди всех помещений царского двора; поэтому и должность боярина «у крюка», допускавшего посетителей непосредственно в царские покои, имела важное значение. На Постельничем крыльце обычно объявлялись царские указы и решения по судам, и у него с самого утра толпились жаждавшие услышать их служилые люди.
Большое значение имело и Красное крыльцо, ведущее в Грановитую палату, в которой наряду с Золотой палатой проходили самые важные государственные мероприятия. Каждый из трех его пролетов увязывался с честью поднимавшихся по ступеням посетителей.
Царский двор тщательно сторожили 500 стрельцов. Большая часть их охраняла Красное крыльцо и Красные (Колымажные) ворота. Внутренние покои охраняли жильцы (40 и более человек), царицыны палаты днем и ночью стерегли дети боярские. Известно письмо, посланное бывшим в отъезде Алексеем Михайловичем его доверенному лицу, двоюродному брату Афанасию Матюшкину, с требованием, чтобы охрана несла службу как положено под страхом сурового наказания: «И ты прикажи диаку Петру Арбеневу моим словом про детей боярских, по сколку у них наряжают человек на лестницу, и они б отнюдь не отходили, разве для нужды; да и то мол[ви] Петру, чтоб сам почасту их днем и ночью смотрел, таки ль все тут, да и сам ты смотри их почасту; да прикажи и то ему; а которова не будет, и он бы на смерть сек батоги; да и истопничим мол[ви], чтоб и у них бережно было и пьяных бы не было, а за пьянство бы на смерть били…» Видно, случалось, что охрана засыпала на посту, а истопники напивались…
Читать дальше