Иван Калинин - Под знаменем Врангеля - заметки бывшего военного прокурора

Кто из нас не читал роман Василия Аксенова «Остров Крым», в котором описано фантастическое будущее чудом устоявшей последней цитадели Врангеля? Превратившись по воле автора в процветающий под боком у СССР «русский Тайвань», капиталистический Крым еще более полувека оставался сверкающим осколком Российской империи… Так почему же чуда не произошло и Белое дело потерпело в Гражданской войне сокрушительное поражение? Во многом причины этого кроются внутри самого антибольшевистского лагеря, который никогда не был единым. Яркая картина «деникинщины», «врангелиады» и последовавшей за ними эмиграции воссоздана в воспоминаниях непосредственного участника драматических событий 1918–1920 гг. — русского полковника Ивана Михайловича Калинина.

Предлагаемая вниманию читателя книга «Под знаменем Врангеля» повествует о крымской эпопее белой армии и начале ее «исхода» в Турцию и Грецию. Впервые мемуарные записки Калинина увидели свет в Ленинграде еще в 1925 году. В вышедших годом позже (М.-Л., 1926) и переизданных в 2010 году издательством «Традиция» воспоминаниях «Русская Вандея» в центре внимания автора трагическая судьба донского и кубанского казачества в годы Гражданской войны. Первыми же в 1923 году в Москве были изданы мемуары И. М. Калинина о болгарском периоде русской эмиграции «В стране братушек». Эта книга уникальной трилогии после более чем полувекового забвения уже появилась на полках книжных магазинов в серии «Наше наследие» издательства «Традиция».

Обратившись к запискам военного прокурора Ивана Калинина «Под знаменем Врангеля», мы обнаружим, что пьеса Михаила Булгакова «Бег» и снятый по ее мотивам фильм Александра Алова и Владимира Наумова, несомненно, перекликаются с этим мемуарным первоисточником. Причем даже в таких трагикомичных деталях, как знаменитые «тараканьи бега», организованные в Константинополе предприимчивыми русскими эмигрантами. Почему же с конца 30-х до начала 90-х годов прошлого века воспоминания Калинина были недоступны не только массовому советскому читателю, но даже профессиональным историкам? Ответ на этот вопрос кроется в судьбе самого мемуариста Ивана Михайловича Калинина.

Выпускник престижной Александровской Военно-юридической академии в Санкт-Петербурге, он всю жизнь мечтал заняться изучением истории. «До революции моей заветной мечтой было дождаться конца мировой войны, выйти в отставку и продолжать свои научные исследования под руководством академика А. А. Шахматова», — писал себе Калинин. Однако судьба распорядилась по-другому. В годы Гражданской войны на рубеже 1919–1920 гг. при оставлении Донской армией Новочеркасска ему пришлось лишиться даже того, что уже было достигнуто на научной стезе: «Я готов был плакать, расставаясь со своей библиотекой. Приходилось бросать оттиски своих небольших научных работ, отпечатанных еще до революции; журналы со своими статьями; рукописи, вполне подготовленные к печати; этнографические материалы, собранные перед войной, во время командирования меня Академией Наук на север, и еще не обработанные; альбомы со снимками, разные коллекции, письма некоторых видных ученых — словом, все, что давало содержание моей духовной жизни. Мировая война помешала мне уйти с военной службы и отдаться научной деятельности. Гражданская — погубила те материалы, над которыми я всегда работал с гораздо большей любовью, чем над обвинительными актами». По странности судьбы, как писал Калинин, только в Советской России он получил возможность осуществить мечту своей жизни.

Перенесемся вместе с автором воспоминаний в год 1917-й. «К моменту февральской революции я занимал должность помощника военного прокурора Кавказского военно-окружного суда, — пишет в «Русской Ванде» И. Калинин… — Я не был политиком, но не переносил Союза русского народа. Падение монархии приветствовал. В 1917 году в г. Эрзеруме, занимая довольно приличный пост, работал в самом тесном содружестве с Советом солдатских и рабочих депутатов. Меньшевики, эсэры, большевики постоянно навещали меня, зная, что я хотя и внепартийный, но искренно предан делу революции.

Занесенный волею судеб в белый стан, я ни на минуту не изменил своего отрицательного отношения к падшему режиму. За это одни шутливо, а другие с раздражением титуловали меня «большевиком».