Иван Калинин - Под знаменем Врангеля - заметки бывшего военного прокурора

Воспаленные, провалившиеся глаза задумчиво рассматривают небо, которое хмурится при виде столь жалкого созерцателя.

Мы — мамонтовцы, — отвечает за больного сосед, у которого хватает силы не только говорить, но и сбрасывать со своего дырявого чекменя [3] Чекмень — долгополый мундир, вроде кафтана, из синего сукна. отвратительных «танок», серых паразитов.

Мамонтовцы!

Память с быстротой молнии охватывает все, что связано с этим именем. Дерзки-смелый, нагло-грабительский набег лучшей донской конницы под командой лучшею донского генерала. Ослепительный «успех», фейерверк афиш о бесчисленных «взятых» городах, десятках тысяч пленных, блистательный триумф

и золотая сабля усатому герою. А затем обычная судьба. Шумные пиры. Разбрасывание награбленных денег. — «Почем арбуз?» «Пятнадцать рублей». — «На двести, знай мамонтовцев!» В результате беспардонное разложение под влиянием обильной добычи, гибель конского состава, изнуренного рейдом, смерть вождя от тифа, губительный переход по задонским степям в лютый мороз наперерез Буденному, напиравшему на Тихорецкую. И в качестве заключительного аккорда — голод и холод на евпаторийской мостовой.

Неужели все в таком виде ваши мамонтовцы?

Кто здоров, тому полбеды. Только мало спаслось нашей братвы. Кто попал к красным, кто ушел к зеленым, немногие добрались до Грузии. Нас, тифозных, побросали в этой самой Туапсе. Думали — пропадем. Ой, что творилось! Отдай все — не хочу другой раз видеть. Мы хоть больные, но как-никак — войско, нас грузили. А что делалось с калмыками беда.

Калмыки [4] Эти инородцы при царском правительстве были приписаны к казачьему сословию, получили земли и начали вести оседлый образ жизни. В Донской области они заселяют Сальский округ, центр которого — станица Великокняжеская. , по дикому приказу донского правительства, в декабре 1919 года, ввиду наступления красных, снялись со своих мест со всем своим скарбом, скотом, женами, детьми и двинулись на Кубань на манер своих предков монголов.

Сколько ни пропадали «солнышки» [5] Шуточное прозвище калмыков за их круглые лица. в дороге, до Туапсе тоже добралось их немало. Перли на пароход почем зря. Их в нагайки, они ревут белугой. «Матер-чорт, — кричат офицерам, ты погоны снял, и кто тебя знает, а мой — кадетский морда, всякий большак видит». Куды тут! Мало кто пролез за своими зюнгарами [6] Донские калмыки в гражданскую войну комплектовали полк, называвшийся Зюнгарским. . Когда отчаливали от мола, иные калмычата швыряли о камень своих детишек, а сами бросались в воду. Вот дурные! Жалко подсолнухов [7] Шуточное прозвище калмыков. ! Мало их доберется до Крыма.

Сколько же дней вы без еды?

Пятые сутки крохи во рту не было. Да и по берегу пока брели, не густо разживались. Крестьян еще до нас объели, как саранча, нивы. Теперь там хоть шаром покати. Голод будет. Хотелось бы горячего, борща, что ли…

Здесь, на панели, люди почти умирали с голоду, а тут же, в двух шагах, в ресторане «Европа», шел пир горой, и бойкие лакеи татары едва успевали принимать заказы на самые изысканные кушанья и дорогие вина.

Катастрофа многих разорила, но многие и поживились. Из тех, кто грузился в Новороссийске, одни все оставили на пристани. Другие не только вывезли свое добро, но успели кое-что подцепить и из английских складов. У ловкачей, особенно из числа юнкеров Донского военного училища, охранявших в Новороссийске погрузку высших донских начальников, сумки рвались от английских брюк, френчей, белья. На евпаторийских базарах немедленно началась спешная реализация новороссийской добычи. Иные, наоборот, от нужды продавали последние сапоги. Должностные лица, имевшие на руках казенные суммы, без стеснения распоряжались ими, как своими собственными. В случае призыва к ответу оправдание простое:

Все пропало на Кубани, отбили зеленые. Или:

Все осталось в Новороссийске, не успели погрузить.

Пропаж денег оказалось великое множество, а отчетность, конечно, пропала везде. Помню, 11 марта [8] По старому стилю, как и все последующие даты. , во время нападения зеленых на станицу Абинскую, началась паника. Когда нападение было отбито и дорога освободилась, я поехал по станице, направляясь далее на запад. Возле одной хаты, где хохлушка угостила меня куском хлеба, стояла двуколка, заваленная бумагами.

Охвицери були. Як зашумели гармати, втикли на бричках. А це бросыли. Це, кажуть, барахло, не треба нам.