Скажу, однако, почему
Явился я: чтобы пути
К спасенью твоему найти.
Как можно? Ты в глуши, одна!
Здесь смерть и ужас. Здесь война.
Внизу в Бокасле кони ждут,
Они нас в Стерлинг унесут.
Там уголок в своем саду,
Тебе, мой. цветик, я найду".
"Прошу вас, рыцарь, замолчать;
Мне вас не трудно разгадать:
Как обольщен был разум мой
Безмерной вашей похвалой!
Своей мечтой увлечены,
Вы устремились в пасть войны!
Как мне вину свою смягчить?
Сама себя должна винить,
Правдиво в сердце заглянуть
Себе должна. Вот верный путь!
Я правду вам хочу открыть,
Стыдом прощение купить!
Отец мой смерти обречен,
Его преследует закон,
И жизнь его оценена.
О рыцарь, вам я не жена!
Молчите вы? А между тем
Я вам откроюсь: Малькольм Грэм
Мой верный, преданный жених
(Коль жив!), и стоит слез моих.
Вот мой бесхитростный рассказ.
Теперь, прошу, оставьте нас".
18
Наукой хитрой овладев,
Как завлекать прелестных дев,
Фиц-Джеймс, на Элен поглядев,
Познал тщету своих хлопот:
Правдивый взгляд ее не лжет.
К нему доверия полна,
То вся краснея, то бледна,
Она ему открыла вдруг
Причину слез и тайных мук,
Как будто бы ее жених
Уж больше не был средь живых.
Фиц-Джеймс взволнован и смущен,
Сочувствия исполнен он.
Раскаявшись, он был бы рад
Красавице служить как брат.
"Нет, зная Родрика насквозь,
Скажу: идти нам лучше врозь.
У старца надобно узнать,
Кто мог бы вас сопровождать".
Глаза рукою осенив,
И тем движенье сердца скрыв,
На шаг, не боле, отступив,
Фиц-Джеймс вернулся - словно он
Внезапной мыслью поражен.
19
"Внемли же мне в последний раз!
Однажды, в боя тяжкий час,
Мой меч вождя шотландцев спас,
И в память битвы роковой
Король мне отдал перстень свой.
Он благодарен был судьбе
И объявил, что в дар себе
Все, что хочу, могу просить,
Лишь стоит перстень предъявить.
Но жизнь двора меня томит,
Мое богатство - панцирь, щит
И меч, участник ратных дел,
А поле брани - мой надел.
К чему мне перстень? Не нужны
Мне ни владенья, ни чины.
Возьми его - он без хлопот
Тебя к монарху приведет.
Таков неписаный закон...
Верь: будет тронут и смущен
Король несчастием твоим,
А я в расчете буду с ним".
Склонившись над ее рукой,
Фиц-Джеймс надел ей перстень свой.
Старик певец был поражен:
Так быстро их покинул он.
Фиц-Джеймс с проводником сошлись
И оба устремились вниз,
Тропой опасною своей,
Прочь от Лох-Кэтрин, на Экрей.
20
В долине Тросакс тишина.
Среди полуденного сна
Вдруг громко Мэрдок засвистел.
"Ты не сигнал даешь ли, гэл?"
Тот шепчет, продолжая путь:
"Я воронье хотел спугнуть!"
Фиц-Джеймс, вздохнув, глядит вокруг:
"Здесь пал мой конь, мой верный друг!
Как для любимого коня.
Быть может, лучше для меня
Ущелья Тросакс не видать.
Вперед же, Мэрдок, и - молчать!
Коль скажешь слово - ты пропал".
Тот молча путь свой продолжал.
21
По краю пропасти ведет
Их тропка узкая. И вот
В лохмотьях диких - страшный вид!
Пред ними женщина стоит.
Обветрено и сожжено
Лицо страдалицы - оно
Открыто свежести ночной.
И в безнадежности тупой
Она глядит перед собой.
Был на челе ее венок,
И перьев связанных пучок
Из крыльев горного орла
Она в одной руке несла.
Меж диких троп и острых скал
Ее неверный путь лежал.
Увидев горца пестрый плед,
Вскричала - скалы ей в ответ
Звенят... Но горец не один:
В одежде жителя долин
С ним Джеймс Фиц-Джеймс, знакомый
нам.
Воздевши руки к небесам,
Она то закричит опять,
То петь начнет. Та песнь звучать
Под звуки арфы бы могла
В ней прелесть дикая была.
22
ПЕСНЯ
"Молись, молись!" - велят они,
Кричат: "Твой разум ослабел!"...
В горах без сна влачатся дни,
В горах язык мой онемел.
О, был бы Аллен предо мной,
И Дэван бы вскипал волной,
В молитве сладостной своей
Я б смерть призвала поскорей!
Велели косы заплести,
Хотели с милым обвенчать,
Велели в церковь мне идти,
Пошла я милого встречать...
Увы, все ложь! Мне нет любви,
И счастье плавает в крови,
Мой дивный сон прервался вдруг,
Проснулась я для новых мук.
23
"Кто дева эта? Что поет?
За ней тропинка кольца вьет,
И плащ ее летит вперед,
Как будто цапля бьет крылом
Над зазевавшимся птенцом".
"То Бланш безумная - она
К нам в плен была привезена:
Читать дальше