Ричард Майлз - Карфаген должен быть разрушен

Поначалу в сухопутной войне на Сицилии не выигрывала ни одна из сторон и каждая из них заявляла о победе {621} . В 263 году Рим отправил на остров новых консулов с армией в 40 000 человек, и карфагеняне снова не смогли помешать переходу римлян через пролив. В результате целый ряд греческих городов дезертировал к римлянам, и Гиерон, потеряв надежды на победу, запросил мира. Римляне, испытывавшие трудности с обеспечением войск, предложили весьма великодушные условия. Гиерону разрешалось сохранить трон и владеть значительной территорией на востоке Сицилии в обмен на согласие стать другом и союзником Рима. Сиракузы, правда, обязывались вернуть всех пленников и выплатить репарации в размере 100 талантов. Но самым важным для римлян было то, что они теперь получили надежную базу на востоке Сицилии для будущих наступательных операций {622} .

Карфагену был нанесен удар тяжелый, но не смертельный. В любом случае альянс с Сиракузами заключался вынужденно, а город всегда оставался его главным соперником на острове. Историк II века нашей эры, бывший римский консул Кассий Дион так охарактеризовал причины возникновения войны между двумя державами:

«Карфагеняне, давно обладавшие могуществом, и римляне, быстро набиравшие силу, с ревностью следили друг за другом; они втянулись в войну отчасти из-за желания продолжать наращивать приобретения — в соответствии с инстинктивной тягой большинства человечества к активной деятельности во время успеха — и отчасти из-за страха. Обе стороны в равной мере уверовали в то, что надежность имеющихся достояний может также обеспечиваться приобретением других владений. Даже при отсутствии иных причин для двух свободных, сильных и гордых народов, разделенных малым расстоянием, преодолеваемым за короткое время, было бы крайне трудно, если не невозможно, управлять инородными племенами и не сталкиваться друг с другом. Однако случайные обстоятельства нарушили мир и ввергли их в войну» {623} .

По всей вероятности, ни одна из сторон не горела желанием воевать. Однако отсутствовала и политическая воля остановить сползание к полномасштабному конфликту. Римляне тогда вряд ли нацеливались на Карфаген, и в их интервенции на стороне мамертинов, очевидно, проявлялось стремление к тому, чтобы закрепиться на Сицилии {624} . Римляне замахивались не на Северную Африку, а на Сиракузы, овладев которыми они усиливали свое военное присутствие в Южной Италии {625} . К тому времени римляне всецело осознали полезность материальных благ, которые приносят завоевания, и прямую связь между военной славой и элитным социальным статусом. Эти два фактора служили завлекательной мотивацией, а боязнь карфагенян испарилась после того, как они продемонстрировали благодушие и неспособность заблокировать Мессинский пролив.

Агрессивность и территориальная алчность Рима уже проявились в процессе завоевания Италии [222]. По мере территориальной экспансии римляне начинали все острее ощущать угрожающую близость могущественных соседей. Вполне реальными могли быть опасения по поводу возможной интервенции Карфагена в Южной Италии, дополняемые к тому же недавними неприятностями, доставленными сражениями с Пирром {626} .

Карфагеняне же, вероятно, думали не столько о вторжении в Южную Италию, сколько о защите своих земель на Сицилии. Первоначально их появление на острове было вызвано желанием контролировать доходные тирренские и ионические торговые пути. После полутора веков пребывания на острове у карфагенян выработалось стереотипное представление о том, что пуническая Сицилия — это их земля, а Лилибей, Панорм и Солунт принадлежат им так же, как фермы на мысе Бон или оливковые рощи Сахеля. Когда война все-таки случилась, Филин, симпатизировавший карфагенянам, обвинил римлян в нарушении договора, подписанного после 348 года и вроде бы недвусмысленно запрещавшего им вторгаться на Сицилию, хотя Полибий, утверждавший, будто изучил все известные соглашения такого рода, отрицал существование подобных договоренностей [223]. {627} Вне зависимости от того, подписывался договор или нет, заявление Филина подтверждает: вмешательство Рима в дела Сицилии карфагеняне могли законно посчитать поводом для войны {628} .

Первоначально ни Рим, ни Карфаген не собирались нападать друг на друга. Однако стратегия римской экспансии в Италии и озабоченность Карфагена защитой своих интересов на Сицилии не предвещали ничего хорошего для сохранения мира {629} . Главных антагонистов в Первой Пунической войне втянули в конфликт не какие-то великие стратегические замыслы, а отсутствие политической воли к тому, чтобы его предотвратить {630} . Те, кто предсказывал, будто конфликт урегулируется мирно и к обоюдному удовлетворению, ошибался. Не случайно Тимей предпочел закончить свое историческое повествование 264 годом — временем начала Первой Пунической войны. Он знал: Центральному Средиземноморью суждено кардинально измениться, и оно уже никогда не будет таким, как прежде {631} .