Андрей Марчуков - Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время.

«…Нет уз святее товарищества!»

«Николай Трофимов негромко начинает читать своим боевым друзьям гоголевского «Тараса Бульбу», и мерцающий свет коптилки пламенем загадочного костра играет на задумчивых, немного усталых лицах лётчиков, полукругом сидящих и стоящих возле товарища, примостившегося на вращающемся стульчике у пианино.

— Почитай! Вслух почитай, Николай! Для всех.

И Трофимов стал читать. И потянулись ребята к неровному, трепетному, очень похожему на пламя свечи огоньку».

«…Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей».

О чём задумались в тот момент они, собравшиеся со всех концов этой Русской земли для её защиты? Донской казак Константин Сухов и сибиряк Георгий Голубев, украинец Иван Вахненко и волгарь Владимир Душанин, серпуховчанин Николай Трофимов и белорусс Викентий Карпович, Вячеслав Берёзкин из Подмосковья и родившийся в Новороссии Андрей Труд, ивановец Аркадий Фёдоров и сын донецких степей Иван Руденко, возможно, прямой потомок тех самых запорожцев, и ещё много других? Их судьба, их жизненный путь — это типичный путь их поколения. Крестьянская или рабочая семья (реже — служащие), затем фабрично-заводское училище и работа на заводе, параллельно учёба в аэроклубе, дальше лётное училище, офицерское звание и служба в истребительной авиации. А потом — жестокое небо войны, быстро заставившее не по годам повзрослеть этих двадцатилетних ребят.

«.Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство, вот на чём стоит наше товарищество!»

Что такого вдруг услышали они — плоть от плоти народной — в гоголевской повести? «Пожалуй, вспомнил каждый что-то очень своё, очень близкое, дорогое, родное. А может, встали перед глазами образы друзей, сгоревших в небе фронтовом?.. Верные долгу, свято соблюдая закон боевого братства, живые дерутся теперь и за павших друзей- товарищей своих», — так выразил эти чувства (свои и своих однополчан) Константин Сухов.

Они воевали над теми степями, где мчали своих коней, спеша в Сечь, старый Тарас с сыновьями. Они дрались неподалеку от тех мест, где приняли свой последний бой Бовдюг и Кукубенко, Шило и Остап. И теперь, под чужим хмурым небом, в гулком немецком замке читая русскую книгу о запорожцах, они читали о. самих себе. Это они — те самые запорожцы. Это они подали друг другу руку на братство и встали за поруганную Родину. Это они не отвели взгляд, когда в глаза им заглянула лютая смерть. Это они стали строже и чище душой, пройдя через горе народное. И никому из них даже в голову не могло бы прийти, что, читая про запорожских казаков и Малороссию, они читают про что-то чужое, постороннее. Они читали про своё. Про Россию.

То слово, которое Гоголь хотел сказать своим соотечественникам-современникам, через сотню лет, уже в совсем другую эпоху, в изменившейся стране, отозвалось в сердцах его соотечественников-потомков. И, глядя на них, Гоголь увидел бы то, чего так желал видеть в России: единый Народ. Живые души.

* * *

Возвращаясь же к вопросу о пространственных образах, следует отметить, что высокий творческий огонь повести- поэмы слил, сплавил воедино до того слабо связанные между собой два ментальных пласта, два образа этой земли: исторической Руси и казачьей Малороссии. Что-то в малороссийской истории русским обществом считалось своим и раньше — но им был скорее эпизод воссоединения, олицетворённый личностью Хмельницкого и потому касавшийся собственно истории России. Теперь же казачья история и малороссийская вообще становилась для русского общества не просто борьбой за сохранение православия и освобождение от иноземного господства близких, родных — но соседей, а именно своей, русской (а для малороссов таковой становилась вся тысячелетняя русская история). И не просто своей, а одним из наивысших воплощений её героизма и доблести, жертвенности и товарищеской верности, служения Родине и Вере. Своею жизнью и мученической смертью Тарас Бульба навечно соединил обе ипостаси образа этой земли воедино. И в таком виде этот образ и вошёл в русское национальное сознание, существуя в нём и по сей день.

С той поры, когда жил и творил Гоголь, прошло немало времени. Жизнь не стояла на месте, и образ Малороссии- Украины, будучи отражением и осмыслением существующей действительности, менялся вместе с ней. Социальные, политические, ментальные и национальные процессы, шедшие в российском обществе и малороссийских губерниях; набиравшее силу украинское движение с его собственным образом этой земли как «Украины»; революция и Гражданская война; появление Украины как национально-политического организма и включение в её состав разнородных в историко-культурном отношении регионов; индустриализация и социалистическое строительство; Великая Отечественная война и присоединение западных областей; наконец, превращение Украины в самостоятельное государство — всё это вносило в осмысление этой земли и её народа коррективы, и порой сильные. Что-то в их образе отходило на второй план, что-то, наоборот, выступало вперёд, появлялись какие-то новые черты. Но основы их восприятия русским сознанием, заложенные ещё в рассмотренный нами период, а то и гораздо раньше, в далёком средневековье, все его основные составляющие, сохранились по-прежнему.