- Больше туда не пойдешь. Хватит! Бабе дома надо управляться, а не в грамотеи лезть! Мишатка на улицу убег, а Любка орет, опухла.
- Да ты-то что же, батя, - впервые осмелилась она оговориться. Ты-то мог взять Любочку на руки!
- Вижу олесинскую породу! Кто бы их поил, да кормил, да еще детей нянчил, а они шашнями... - И не договорил. Понял, что перехватил лишку, да уж поздно: вылетело слово - не поймаешь.
Маша отшатнулась от него, словно он ударил ее по лицу. Несколько мгновений она молча смотрела на него умоляющими глазами, не веря тому, что услышала. А он, уже тише, заключил:
- Мишатка лоботряс растет... Шесть лет уж малому!
Нет, не ослышалась! Почти не видя ничего от слез, она собрала в узел свое барахлишко, укутала Любашу в одеяльце.
Мишатка влетел в избу разгоряченный:
- Маманька! Я в лапту играл! - И сразу осекся, увидев плачущую мать с узлом в руках. Он и раньше видел, как дед обижает мать, а тут сразу все понял.
- Давай я понесу узел, маманька.
Захар опешил от решительности снохи. Он сидел на лавке в переднем углу, наблюдал за ее сборами и не мог ничего придумать, чем бы оправдаться перед нею. Он сам внутренне удивлялся, откуда у него взялась такая грубость и жестокость, но ничего не мог с собой поделать. Сознание того, что остается теперь совсем один, еще больше подхлестывало самолюбие - он дико повел глазами и прорычал, задыхаясь от злости:
- Уйдешь - прокляну, - и одеревенело застыл.
Маша остановилась у дверей, перекрестилась на образа:
- Прости, батя... я чиста, как перед богом, а попречный хлеб мне не нужен, сама заработаю. Спасибо за все, прощай. - И толкнула дверь.
В коммуне Андрей Филатов велел бабам освободить от конторских столов ревякинскую квартиру, отмыть как следует полы и вселить туда Машу с детьми.
Ждали, что не выдержит Захар одиночества, придет в коммуну или уедет в Пады к дочери Насте, но не тут-то было.
Однажды, уже перед севом, Ефим Олесин принес в коммуну неожиданную новость: Захар женился. Зашла к нему перед пасхой сестра соседа бобылка Маланья - подсобить убраться к празднику, да так и осталась.
Маша перекрестилась от радости: душа освободилась от сознания вины перед ним, от жалости к нему, одинокому.
Ефим запряг лошадь, перевез от Захара оставшиеся Машины вещи, пожелал Захару счастливо жить-быть.
Маша увидела Захара с Маланьей только на севе, в поле. Коммуна отрезала Захару положенный участок земли на краю общего поля - Андрей Филатов все еще не терял надежды на его возвращение в коммуну. Захар проехал мимо коммунаров, молча подняв шапку. Аграфена не выдержала, бросила вслед упрек: "Кралю завел и знаться не хочет!"
Захар даже не оглянулся.
4
Иван Кульков бежал с фронта еще летом, когда косили сено. Обросший, вонючий, нагрянул домой ночью, перепугал Настю так, что и не рада была его ласкам. А на заре разбудил ее и приказал:
- Обо мне никому ни слова. Я ведь дезертир!
- Батюшки! - всплеснула руками Настя. - Окаянный ты анчутка! Что же ты делаешь-то! Расстреляют тебя, а на фронте, глядишь, жив бы остался.
- Нишкни! - замахнулся на жену Кульков. - Стану в лесу прятаться! Жрать будешь носить туда... К муравьиным пням, где мы тальник на кошелки резали.
- Да ведь тебя бандиты к себе затянут в лесу-то. Там и без тебя дезертиров как грибов поганых. Тогда прокляну анчутку, - пообещала Настя.
- Мне ни красные, ни зеленые не нужны, - насупившись, отрезал Кульков. - Мне нужен дом да ты в ём и ничего больше. Пойдем, проводишь за реку. Лопатку понесешь, мне неудобно. Я с топором пойду.
- Это зачем же лопатку-то? - уже мягче спросила Настя.
- Землянку вырою с накатом. Греться ко мне будешь ходить, осклабился он и озорно схватил за плечо.
- Могилу себе выроешь, Ванька, попомни мое слово. Поди лучше признайся да вернись в войско. Мол, соскучился по бабе, повидался, а теперь сам пришел.
- Ну, хватит, Настёнка, скулить-то. Сам знаю, что делаю. Пойдем. Все образуется.
Три дня, прячась в кустах при малейшем шорохе, Иван копал землянку. Для наката нужно было найти дубочков. Иван углубился в лес и наткнулся на дозор бандитов.
- Эй, старик! - крикнул Ивану дозорный. - Ты чего тут?
Иван обрадовался, что его приняли за старика, сгорбился нарочно и, изменив голос, прохрипел:
- Дубочков на погребок хочу срубить.
- Проваливай, а то кол вобьем... Люди, как мухи, мрут с голоду, а он: "Погребок"! Неси барана - сами тебе нарубим.
Ивану показался голос знакомым. Знать, падовские все тут. Он торопливо закостылял назад.
Читать дальше