Тимоти Снайдер - Кровавые земли - Европа между Гитлером и Сталиным

Япония хотела заключить с Советским Союзом договор о нейтралитете еще с лета 1940 года, и он наконец был подписан в апреле 1941 года. Тиунэ Сугихара, японский разведчик и специалист по СССР, провел ту весну в Кенигсберге, немецком городе в Восточной Пруссии на Балтийском море, пытаясь вычислить дату нападения Германии на Советский Союз. В сопровождении польских помощников он путешествовал по Восточной Германии, в том числе по землям, захваченным Германией у Польши. По его предположениям, сделанным на основе наблюдений за передвижениями немецких войск, вторжение должно было состояться в середине июня 1941 года. Его донесения в Токио были лишь одним из тысячи сигналов, присылаемых разведчиками из Европы и со всего мира, о том, что немцы нарушат Пакт Молотова-Риббентропа и нападут на союзника в конце весны или в начале лета [336].

Сталин и сам получил более сотни таких сигналов, но предпочел их проигнорировать. Его собственная стратегия всегда состояла в том, чтобы побуждать немцев воевать на западе в надежде на то, что капиталистические державы истощат друг друга и тогда СССР останется только наслаждаться плодами поверженной Европы. Гитлер, по мнению Сталина, одержал победу в Западной Европе (над Норвегией, Данией, Бельгией, Люксембургом, Нидерландами и Францией) слишком быстро и слишком легко. Однако Сталин, казалось, не мог поверить, что Гитлер откажется от наступления на Великобританию, которая была врагом как нацистских, так и советских амбиций и самой могущественной державой в мире. Он ожидал войны с Германией, но не в 1941 году. Он говорил и себе, и другим, что предупреждения об опасности немецкого нападения были британской пропагандой, направленной на то, чтобы поссорить Берлин и Москву, несмотря на очевидную общность их интересов.

Кроме всего прочего, Сталин не мог поверить, что немцы нападут без зимней амуниции, о которой ничего не сообщалось ни в одном из донесений секретных агентов [337].

* * *

Это был самый большой просчет в политической карьере Сталина. Неожиданное нападение Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года поначалу выглядело потрясающе успешным. Три миллиона немецких солдат в составе трех групп армии пересекли границу Молотова-Риббентропа и двинулись в Балтию, Беларусь и Украину, намереваясь захватить Ленинград, Москву и Кавказ. К немцам в этом наступлении присоединились их союзники (Финляндия, Румыния, Венгрия, Италия и Словакия), а также подразделение испанских и полк хорватских добровольцев. Это было крупнейшее наступление в истории войн; тем не менее, в отличие от вторжения в Польшу, оно происходило только с одной стороны и привело к войне на одном, но очень протяженном фронте. Гитлер не договаривался с японскими союзниками, чтобы те присоединились к атаке на Советский Союз. Японское руководство могло наступать на СССР по собственной инициативе, но вместо этого решило не нарушать договора о ненападении. Несколько японских политических деятелей, в том числе министр иностранных дел Ёсуке Мацуока, призывали к вторжению в советскую Сибирь, но их предложение было отвергнуто. Через два дня после того, как немецкие войска вошли в Советский Союз, 24 июня 1941 года, командование японской армии и флота приняло резолюцию «пока что не вмешиваться в немецко-советскую войну». В августе Япония и Советский Союз вновь подтвердили договор о нейтралитете [338].

Немецкие офицеры нисколько не сомневались, что смогут быстро разбить Красную армию. Успех в Польше, а особенно во Франции, заставил многих из них поверить в военный гений Гитлера. Вторжение в Советский Союз во главе с танковыми войсками должно было принести «молниеносную победу» в течение девяти–двенадцати недель. После военного триумфа наступит коллапс советского политического строя и откроется доступ к советской сельскохозяйственной продукции и нефти. Немецкое командование говорило о Советском Союзе как о «карточном домике» либо же «колоссе на глиняных ногах». Гитлер ожидал, что кампания продлится не более трех месяцев или даже меньше того, что это будет «детская игра». Это был самый большой просчет в политической карьере Гитлера [339].

* * *

Жестокость – это не то же самое, что эффективность, и немецкое планирование было слишком кровожадным, чтобы быть действительно практичным. Вермахт не мог осуществить «План голода», и проблема была не этического характера и состояла не в соблюдении законности. Гитлер освободил войска от обязанности подчиняться законам войны по отношению к гражданскому населению, и немецкие солдаты убивали безоружных людей без колебания. В первые дни нападения они вели себя так же, как и в Польше. На второй день после вторжения немецкие солдаты использовали гражданское население в качестве живого щита. Так же, как и в Польше, немецкие солдаты часто относились к советским солдатам как к партизанам и расстреливали их, когда брали в плен, а также расстреливали советских солдат, пытавшихся добровольно сдаться. Женщин в военной форме (это не было редкостью в Красной армии) сначала убивали просто потому, что те были женщинами. Проблема для немцев состояла скорее в том, что систематически заставлять голодать огромное количество гражданского населения – это по своей сути трудное дело. Значительно легче завоевать территорию, чем перераспределить калории [340].