Тимоти Снайдер - Кровавые земли - Европа между Гитлером и Сталиным

Хотя Сталин, Ежов, Балицкий, Леплевский, Берман и другие связывали польскую этничность с советской безопасностью, уничтожение поляков не улучшило международного положения Советского государства. За время Большого террора было арестовано больше людей в качестве польских шпионов, чем немецких и японских шпионов вместе взятых, но мало кто из арестованных (а очень возможно, что вообще никто) действительно занимался шпионажем в пользу Польши. В 1937 и 1938 годах Варшава осторожно соблюдала политику равноудаленности от нацистской Германии и Советского Союза. Польша не вынашивала планов наступательной войны на Советский Союз [207].

Возможно, Сталин считал, что уничтожение поляков ничему не повредит. Он был прав, думая, что Польша не будет союзницей Советского Союза в войне с Германией. Поскольку Польша простиралась между Германией и Советским Союзом, она не могла быть нейтральной ни в какой войне за Восточную Европу: ей надлежало либо сопротивляться Германии и быть побежденной, либо же стать союзницей Германии и вторгнуться в Советский Союз. При любом варианте массовое уничтожение советских поляков не навредит интересам Советского Союза, пока интересы Советского Союза не имеют ничего общего с жизнью и благополучием его граждан. Даже такие циничные размышления были ошибочны: как отмечали озадаченные дипломаты и шпионы в то время, Большой террор оттянул на себя огромную часть энергии, которую можно было с пользой направить в иное русло. Сталин неправильно понимал положение и проблему безопасности Советского Союза, а более традиционный подход к вопросам разведки мог бы сослужить ему лучшую службу в конце 1930-х годов.

В 1937 году непосредственной угрозой казалась Япония. Японская активность в Восточной Азии была оправданием «кулацкой операции». Японская угроза была предлогом для проведения операций против китайского нацменьшинства в Советском Союзе, а также против советских железнодорожников, возвращавшихся из Маньчжурии. Японский шпионаж также оправдывал депортацию всего советского корейского населения (около ста семидесяти тысяч человек) с Дальнего Востока в Казахстан. Корея сама тогда находилась под японской оккупацией, поэтому советские корейцы стали своего рода диаспорной национальностью, имевшей связи с Японией. Шэн Шицай, клиент Сталина в восточной китайской провинции Синьцзянь, самостоятельно проводил террор, в котором погибли тысячи людей. Народная республика Монголия на север от Китая была сателлитом Советского Союза с момента ее основания в 1924 году. Советские войска вошли в союзную Монголию в 1937 году, и монгольские власти провели собственный террор в 1937–1938 годах, в ходе которого были расстреляны 20 474 человека. Все это было направлено против Японии [208].

Ни одно из этих убийств не служило какой-либо стратегической цели. Японское правительство решилось на южную стратегию – на Китай, а затем на Тихий океан. Япония вошла в Китай в июле 1937 года, именно в то время, когда начался Большой террор, и двинулась дальше в южном направлении. Таким образом, аргументация оправдания и «кулацкой операции», и этих восточных национальных операций была ложной. Вполне возможно, что Сталин боялся Японии и у него на это были причины. Японские намерения в 1930-х годах были действительно агрессивными и единственный вопрос стоял о направлении экспансии: на север или же на юг. Японское правительство было нестабильным и склонным к частой смене политического курса. В конечном итоге, однако, массовые убийства не смогли уберечь Советский Союз от готовившегося нападения.

Возможно, что, как и в случае с поляками, Сталин рассуждал, что массовые убийства ничему не повредят. Если Япония собирается напасть, то у нее будет меньше поддержки внутри Советского Союза. Если же она нападать не собирается, то упреждающие массовые расстрелы и депортации не повредят советским интересам. Опять же, такие рассуждения имеют смысл, только если интересы Советского государства рассматривать как обособленные от жизни и благополучия его населения. И опять же, использование НКВД против внутренних врагов (и против самого НКВД) не позволяло применить более систематический подход к реальной угрозе, стоявшей перед Советским Союзом, – к немецкому нападению без содействия японцев и поляков и без содействия внутренних оппонентов советской системы.

В отличие от Японии и Польши, Германия действительно помышляла об агрессивной войне против Советского государства. В сентябре 1936 года Гитлер дал знать своему кабинету, что главная цель его внешней политики – уничтожение Советского Союза. Он говорил: «Суть и цель большевизма – уничтожение тех слоев человечества, которые до сих пор держали лидерство, и замена их мировым еврейством». Германия, по мнению Гитлера, должна быть готова к войне в ближайшие четыре года. Таким образом, Герман Геринг в 1936 году был назначен уполномоченным по «четырехлетнему плану», который должен был подготовить общественный и частный сектор к наступательной войне. Гитлер представлял собой реальную угрозу для Советского Союза, но Сталин, казалось, не оставлял надежды, что советско-германские отношения можно исправить. Возможно, по этой причине репрессии против советских немцев были не такими жестокими по сравнению с репрессиями против советских поляков. В ходе «немецкой операции» были расстреляны 41 989 человек, большинство из которых немцами не являлись [209].