Тимоти Снайдер - Кровавые земли - Европа между Гитлером и Сталиным

Якуб Берман также мог быть причислен к еврейской политике такого сорта, которая больше не была разрешена. Он знал членов Еврейского антифашистского комитета, поскольку встречался с Михоэлсом и Фефером до их визита в Соединенные Штаты в 1943 году. Он происходил из семьи, которая представляла некий спектр еврейской политики в Польше: брат Мечислав (погибший в Треблинке) был членом правой группировки «Поалей Цион» – ветви организации сионистов-социалистов. Другой брат, Адольф, выжил в Варшавском гетто, был членом левой фракции «Поалей Цион». Адольф Берман организовал социальные службы для детей в Варшавском гетто, а после войны руководил Центральным комитетом польских евреев. Когда Польша стала коммунистической, он остался в левой фракции сионистов с убеждением, что эти политические позиции можно было как-то примирить [726].

В 1949 году становилось ясно, что таким людям, как Адольф Берман, не было места в послевоенной Польше. Действительно, именно в его адрес Смоляр высказал резкие слова о реакционном характере сионизма и необходимости убрать предателей евреев из польского общества. Таким образом, Смоляр создавал своего рода сталинскую защиту против самого Сталина: если евреи-коммунисты в Польше станут нарочито антисионистски и пропольски настроенными, то им удастся избежать обвинений в сионизме и космополитизме. Однако совсем неясно было, сможет ли даже такой категоричный подход защитить Якуба Бермана от связи с его братом. Сталинскому антисемитизму не так просто было противостоять с помощью индивидуальной преданности и верности.

Якуб Берман выжил, потому что его защищал друг и союзник Болеслав Берут – генеральный секретарь Польской партии и нееврейское лицо ее правящего триумвирата. Сталин однажды спросил Берута, кто ему больше нужен – Берман или Минц, но Берут был слишком умен, чтобы попасться в такую ловушку. Берут поместил себя между Сталиным и Берманом, что означало пойти на риск. В целом, польские коммунисты никогда не позволяли себе такой брутальности по отношению друг к другу, какая имела место в Чехословакии, Румынии или Венгрии. Даже скомпрометированного Гомулку никогда не принуждали подписывать унизительных признаний или стоять перед судом. Польские коммунисты, стоявшие у власти в конце 1940-х годов, обычно знали (по личному опыту), что произошло с их товарищами в 1930-х годах. Тогда Сталин подал команду; польские коммунисты надлежащим образом доносили друг на друга, что привело к массовым убийствам и к финалу самой партии. Хотя все иностранные коммунисты страдали во время Большого террора, этот польский опыт был уникальным и, наверное, создал определенное ощущение беспокойства по поводу жизни собственных ближайших товарищей [727].

Пока нарастало давление со стороны Советского Союза, Берман в 1950 году таки разрешил службам безопасности принять антиеврейскую линию. Польские евреи подпадали под особое подозрение как американские или израильские шпионы. Не обходилось без некоторой неловкости, поскольку те, кто стряпал дела против польских евреев, сами иногда были польскими евреями. Даже аппарат безопасности Польши был зачищен от некоторых еврейских офицеров. Поскольку евреи часто репрессировали других евреев, соответствующий отдел аппарата безопасности неформально называли бюро «самоуничтожения». Им руководил Юзеф Святло, чья сестра уехала в Палестину в 1947 году [728].

Однако Берман, Минц и Берут держались, доказывая недоверчивому обществу и сомневавшемуся Сталину, что они истинные поляки, истинные коммунисты и истинные патриоты. Хотя евреи, коммунисты и не комуннисты, были принуждены заглушить память Холокоста, в Польше в те годы не проводилось общественных кампаний против сионистов и космополитов. Идя на уступки и полагаясь на преданность своего друга Берута, Берман смог утверждать, что в Польше основная угроза исходила от польского, а не от еврейского национального отклонения.

Когда в июле 1951 года Гомулку все же арестовали, два офицера госбезопасности, пришедшие за ним, как он хорошо помнил, были еврейского происхождения.

* * *

В 1950–1952 годах, когда поляки медлили, Холодная война перешла в военную конфронтацию. Корейская война обострила беспокойство Сталина по поводу американского могущества.

В начале 1950-х годов Советский Союз, казалось, был в гораздо более выгодном положении, чем до войны. Три державы, которые, как тогда считалось, окружали Советский Союз – Германия, Польша и Япония, – все были существенно ослаблены. Польша теперь была советским сателлитом, чей министр обороны был советским офицером. Советские войска дошли до Берлина и остались там. В октябре 1949 года советская оккупационная зона Германии была трансформирована в Германскую демократическую республику – советского сателлита, управляемого немецкими коммунистами. Восточную Пруссию (бывший округ Германии на Балтийском море) разделили между коммунистической Польшей и СССР. Япония – серьезная угроза в 1930-х годах – потерпела поражение и была разоружена. Однако здесь Советский Союз не сделал своего вклада в победу и поэтому принял небольшое участие в оккупации. Американцы строили военные базы в Японии и учили японцев играть в бейсбол [729].