Валерий Вьюгин - Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Бумажные отписки с рапортом об устранении отмеченных недостатков (обычная тактика Зубова для сохранения status quo) оказались недостаточными, и директору пришлось предпринять кое-какие шаги по реорганизации структуры Института, что нашло отражение в отчетах и планах 1924 года. Здесь, акцентируя внимание на выполнении поставленных комиссией задач, Зубов предлагал «пересмотр внутриразрядной конструкции» и «образование Междуразрядного Комитета по вопросам общего искусствознания и эстетики» в целях «спайки» отделений и выработки единой теории «в четырех его областях: изобразительных искусств, музыки, театра и словесных искусств». Для изучения современного искусства Зубов планировал создать особые подразделения в каждом отделе Института [20] ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 1, ед. хр. 36, л. 158–159, 161b-161с. . Заметим, кстати, что, названное в отчете «коренным», это «реформирование» кардинально не изменило жизнедеятельности Института, а главное, не потребовало пересмотра кадров и принципов управления.

Однако зубовские реформы явно не удовлетворили руководство, и в сентябре 1924 года в Институте работала уже куда менее доброжелательная комиссия от ЛОГа (Ленинградского отделения Главнауки). Ее требования отражали не только субъективную неприязнь к директору (как полагал Зубов и позже писал об этом в мемуарах), но и некую общую идеологическую тенденцию. Вероятно, с деятельностью этой Комиссии академик Федор Иванович Шмит (сменивший вскоре Зубова на посту директора Института) связывал первую попытку ликвидации Института, когда в письме в Комиссию по чистке от 10 июля 1930 года таким образом излагал историю Института: «С Зубовским Институтом надо было покончить. Такое именно решение и было принято в начале зимы 1924/25 г. на съезде директоров учреждений Главнауки. Вопрос был только в том, как это сделать. Можно было <���…> разогнать весь институт или раскассировать. Кажется таково и было предложение особой Комиссии <���…> Тем не менее Главнаука (Ф. Н. Петров) рассудила иначе» [21] ЦГАЛИ СПб., архив Ф. И. Шмита, ф. 389, оп. 1, ед. хр. 6, л. 14–19. Далее в письме говорится о том, что по отношению к формалистам он «получил директиву: „Не разгонять, а перевоспитать“». .

Требования Комиссии являли собой попытку провести «кадровую политику» и вместе с тем осуществить контроль над идеологией. Результатами инспекции стало «заключение» о «необходимости внести оздоровление в работу Института», в связи с чем комиссия поставила перед Художественным отделом Главнауки задачи «детально ознакомиться» с «методами, применяемыми в работах Института», «озаботиться усилением Института работниками с материалистическим мировоззрением», а также «ввести в Правление Института ответственных, квалифицированных работников-коммунистов». Здесь же был поставлен вопрос о необходимости «воспитания молодняка — в марксистском направлении», чтобы новые кадры «могли бы в дальнейшем прийти на смену идеологически чуждым работникам музейных и художественных учреждений» [22] См. Заключение по инспекции Института истории искусств комиссией в составе Петрова, Кристи и Гагарина от 15 сентября 1924 г. // ГА РФ, ф. 2307, оп. 4, д. № 53, л. 63–65. .

Эта первая попытка смены кадров удалась не вполне. Правда, сразу после ухода Зубова с поста директора (т. е. в самом конце 1924 года) было назначено новое Правление РИИИ в составе трех функционеров (З. Л. Шадурской, Ф. К. Лехта и П. И. Новицкого), но оно оказалось нежизнеспособным: эти чиновники, возглавлявшие различные подразделения Наркомпроса и загруженные партийно-административной работой, присутствовали только на нескольких первых заседаниях Правления, а затем исчезли из Института [23] Только П. И. Новицкий, будучи заведующим Художественным отделом Главнауки, продолжал курировать Институт и, по возможности, оказывал поддержку Шмиту, которому он симпатизировал (оба они были филологами и закончили один и тот же Петербургский университет), и Институту в целом. . И через год новый директор вынужден был вместо фиктивных членов назначить себе реальных помощников и ввести в Правление знающих институтскую работу опытных и авторитетных сотрудников, как это было и при зубовском Президиуме [24] В начале 1926 г. (29 января) на шестнадцатом заседании Правления было решено «ходатайствовать перед Главнаукой о расширении состава Правления ГИИИ, введя в него Председателей всех Отделов» (ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 3, ед. хр. 14, л. 106). А 26 марта 1926 г. на заседании Ученого совета были избраны пять членов Правления, среди которых сказались руководители трех отделов — Жирмунский, Гвоздев и Вальдгауер (ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 3, ед. хр. 16, л. 40). .