Валерий Вьюгин - Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Стремление сделать насыщенным и понятным историко-культурное описание приводит к отказу от иерархического, связанного с идеологией канона понимания культуры и, в частности, от вытекающего из такого подхода способа работы с документами прошлого (особенно с документами литературных архивов), из которых исследователи чаще всего извлекают отдельные материалы, связанные с крупными фигурами, направлениями, изданиями. Составляющие настоящий сборник статьи написаны на основании сплошь просмотренных архивов соответствующих институций. Логика событий, которая таким образом выявляется из подробной, часто вплоть до подневной, реконструкции их (через описание действий и речи далеко не всегда крупных персон, через сопоставление хронологически близких гетерогенных фактов, высказываний, обстоятельств, принадлежащих не только к сфере истории литературы в узком смысле, но к культуре, включающей политические, бытовые, юридические и прочие факты жизни), часто позволяет уточнить или исправить общее мнение и составить более дифференцированное и свободное от идеологической и культурной доксы представление о советской культурной истории. Опыт такого освоения документального фактографического материала, в том числе архивного, позволяет увидеть, как пишет автор «Хроники» Н. А. Гуськов, как из собранного обилия мельчайших фактов «воссоздается, конечно, не полностью, но довольно ощутимо, живая ткань эпохи, исторического времени, реального потока событий. Это и есть тот контекст, которого нам так не хватает для построения объективной истории советской литературы», мы видим, как «растет на глазах, по мере накопления материала, связь событий в пределах небольшого временного промежутка. Факты знакомые и привычные неожиданно предстают в новом свете. Дополненные фактами прежде неизвестными, они образуют цепи закономерностей, из которых и складывается исторический и литературный процесс».

Цель настоящей работы — реконструировать по сохранившимся документам последний малоизвестный период «трудов и дней» Института Истории Искусств [1] Институт Истории Искусств (ИИИ) в конце 1920 года получил статус российского (РИИИ), а с 1925 — государственного (ГИИИ). Для простоты в статье он часто называется просто Институтом. и процесс его «ликвидации».

Сведения об этом Институте, особая роль которого в культурной жизни Петербурга 1920-х годов широко известна, основывались в первую очередь на мемуарных источниках, появлявшихся в эмигрантской (с 1960-х гг.) и советской (с 1970-х гг.) печати. Следует заметить, что о последних годах существования Института и о его ликвидации в указанных воспоминаниях не говорится, что вполне объяснимо. Мемуары о нем стали публиковаться в 1970-е годы, когда писать о разгроме одного из лучших научно-учебных заведений считалось цензурно «неудобным» [2] Эти ранние воспоминания собраны в кн.: Российский институт истории искусств в мемуарах / Под общ. ред. И. В. Сэпман. СПб.: РИИИ, 2003; сюда же включены мемуары, опубликованные в постсоветское время, однако и они не содержат сведений о ликвидации ГИИИ. . В дипломатичной форме об этом упоминается только в воспоминаниях А. В. Федорова [3] Федоров А. Фрагменты воспоминаний // Воспоминания о Ю. Тынянове: Портреты и встречи. М.: Сов. писатель, 1983. С. 101. , где уничтожение Государственного института истории искусств названо официальным термином «реорганизация». И лишь в опубликованных в 1990 году мемуарах Л. Я. Гинзбург, специально посвященных Институту, впервые прямо говорится о целенаправленной ликвидации: «В конце 20-х годов начались гонения на ГИИИ, а к 30-му году Институт был окончательно разгромлен и уничтожен в качестве „гнезда формализма“» [4] Гинзбург Л. Я. Вспоминая Институт Истории Искусств… // Тыняновский сборник: Четвертые тыняновские чтения. Рига, 1990. С. 281. С купюрами вошло в кн.: Российский институт истории искусств в мемуарах. С. 55–64. .

Первой и единственной попыткой воссоздать историю ГИИИ и сообщить какие-то сведения о его ликвидации была статья Любови Шаповаловой [5] Shapovaloff L. The Russian State Institute of Art History: Its contributions to literary scholarship and its liquidation // Записки русской академической группы в С. Ш. А. Т. VI. New York, 1972. P. 115–159. . Правда, в ней излагается не столько история Института, сколько история формальной школы на Словесном отделении Института. Статья построена с привлечением работ формалистов, прессы того времени и ранних исследований (В. Эрлих и Г. Струве), а также мемуаров В. П. Зубова, касающихся первых лет существования Института [6] Зубов В. Институт истории искусств: Страницы воспоминаний (II) // Мосты. 1963. № 10. С. 370–391; с купюрами републиковано в указ. сб.: Российский институт истории искусств в мемуарах. С. 14–32. . Сведения же о ликвидации ГИИИ базируются на погромной статье в «Литературной энциклопедии» (т. 4. М., 1930), с присущими тому времени огульными обвинениями, и на некоторых сведениях, устно сообщенных не названным в исследовании информантом (возможно, В. А. Кавериным). С его слов, Институт был распущен за формализм в один из последних дней ноября 1929 года по распоряжению некой комиссии, возглавляемой С. А. Малаховым [7] Shapovaloff L. The Russian State Institute of Art History. P. 152–154. . Но и эта причина, и названная дата, и указанное распоряжение являются результатом исторической коллективной аберрации памяти.