Сергей Ачильдиев - Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы

Правда, характер этого недовольства с годами менялся. Поначалу о возврате былой столичности мечтало главным образом городское руководство. Так, Григорий Зиновьев в 1922 году в предисловии к брошюре, посвящённой реконструкции города, заявил: «„.мы ни на минуту не сомневаемся в том, что по мере того, как будут рождаться новые советские республики — прежде всего в центральной Европе, — первенствующая роль вновь начнёт переходить от Москвы к Петрограду» [9. С. 18]. Большевистский наместник на берегах Невы спал и видел, как его вотчина с победой всепланетной революции превращается в главный город будущей коммунистической Европы, а то и всего мира. Во многом именно с этой же целью 23 января 1924 года, на следующий день после смерти Ленина, экстренное заседание пленума зиновьевского Петроградского Совета рабочих, красноармейских и крестьянских депутатов постановило удовлетворить требование питерского пролетариата о перенесении тела вождя в Петроград. (Кстати, это постановление отвечало и двухвековой традиции: начиная с Петра I, именно Петербург обладал исключительным правом на погребение царей.) А следом тот же Зиновьев выступил инициатором переименования Петрограда в Ленинград.

В дальнейшем идея возвращения столицы на невские берега стала овладевать умами рядовых горожан. Особенно остро это чувство проявилось во время войны. Английский журналист и писатель Александр Верт, чьё детство и отрочество прошли в дореволюционном Петербурге, приехав в блокадный город, «заметил, что Ленинград явно дистанцировался от Москвы. Возникало ощущение, что в этой общей картине Ленинград существовал как бы отдельно, поскольку он выстоял в значительной степени благодаря своим собственным невероятным усилиям и в том числе благодаря деятельности своих местных вождей — Жданова и Попкова. Если угодно, это было частью ленинградского “комплекса превосходства", который никогда не умирал, даже после того как столица переехала в Москву» [13. С. 79].

«…Многие ленинградцы считают, что вскоре Ленинград будет столицей РСФСР, то есть собственно России, в отличие от Москвы, которая останется столицей Советского Союза в целом» [13. С. 174], — делал вывод Верт на основе своего второго приезда в город уже в 1944 году. В том же году здесь побывал американский журналист Гаррисон Солсбери и услышал то же самое: ленинградцы говорили ему, что «в ходе послевоенного развития России Ленинград мог бы снова стать столицей вместо грубой, деревенской Москвы и вернуть себе великую роль, которую предназначал ему Пётр» [36. С. 596].

В действительности дело было, возможно, не столько в желании ленинградцев вновь жить в столичном городе, сколько в обиде на Москву, которая на протяжении всей советской власти год за годом обрушивала на них тяжелейшие испытания. Ведь именно оттуда пришли «красный террор», массовые аресты, расстрелы, чистки и высылки, назначение самодовольных деспотов типа Зиновьева, Жданова, Романова (а местный царёк, как известно, всегда жесточе большого царя), распродажа музейных ценностей, прежде всего эрмитажных, трагедия блокады, которая многими в Ленинграде воспринималась как очередная попытка Сталина расправиться с нелюбимым ему городом вражескими руками, «ленинградское дело». Именно Москва забрала из Питера Академию наук и ряд крупных научно-исследовательских институтов, переманила почти всех самых талантливых руководителей промышленности, учёных, писателей, артистов, режиссёров и музыкантов, не давала ни в чём шагу ступить самостоятельно, без согласований со столичным начальством.

Параллельные заметки . Григорий Зиновьев отстаивал питерские приоритеты главным образом в политике, где мечтал добиться ещё больших высот. Проблемы искусства его волновали мало. Между тем именно в 1920-е годы Москва стала настоятельно требовать, чтобы Ленинград поделился с ней своими музейными богатствами. «В столице, — пишет историк Елена Игнатова, — рассуждали просто: в Ленинграде огромное собрание произведений искусства, а в Москве их меньше, “в Эрмитаже 40 Рембрандтов, а в Москве всего пять (да и то два сомнительные)"… Протесты Академии наук, музейных работников, ленинградских деятелей искусства приостановили разграбление, но всё же, сообщала газета («Красная газета». — С. А.), в Москву “к Октябрьским торжествам в подарок из Ленинграда присланы посылки от Шуваловского и Юсуповского дворцов”» [21. С. 636–637].

Над бескультурными большевиками можно было бы посмеяться. Но вот уже в 2003 году, после того как был спешно отреставрирован Константиновский дворец в Стрельне, в крупнейшие библиотеки Петербурга поступило из Москвы распоряжение, в котором предлагалось выделить книги для передачи президентскому дворцовому комплексу. Причём распоряжение это ничем, кроме нужд дворца, не мотивировалось; да и не могло мотивироваться, поскольку никакого закона или нормативного документа, который служил бы юридическим основанием для подобных акций, не существует.