Сергей Снегов - Прометей раскованный. Повесть об Игоре Курчатове

Важные посетители уехали, физики сперва недоумевали, зачем они вообще приезжали. Недоумение вскоре развеяло сообщение по радио. Зловещее зарево ядерного огня, взметнувшееся 6 августа над Хиросимой, 9 августа над Нагасаки, бросило страшный свет на положение в мире. Бомба из легкого изотопа урана унесла в считанные часы 200 тысяч жизней в Хиросиме, не меньше людей уничтожила в Нагасаки и бомба из плутония — искусственно созданного 94 элемента.

Мир вступил в атомный век при грохоте чудовищных взрывов, в пламени испепеляемых городов.

Варварское уничтожение Хиросимы и Нагасаки имело целью не столько принудить Японию к капитуляции, сколько продемонстрировать миру американскую военную мощь. Ядерное оружие должно было породить страх, заставить Советский Союз подчиниться диктату американцев, принудить его отказаться от завоеваний тяжелейшей из войн. Двадцатый век станет веком Америки, американцы будут господами мира — такую цель ставили перед собой те, кто санкционировал ядерную бомбардировку городов Японии, уже и без нее склонявшейся к капитуляции.

Всего ядерных зарядов было взорвано три: 16 июля 1945 года в Аламогордо — опытный, проверка того, что ужасное оружие реально создано; два, упавших 6 и 9 августа на Хиросиму и Нагасаки, — для расправы с Японией и предупреждения миру, что отныне Америка нигде не потерпит противодействия. Начиналось то, что вскоре назвали «политикой атомного шантажа».

Не ограничиваясь этими тремя взрывами, спешно произвели и четвертый: 12 августа 1945 года, через три дня после гибели Нагасаки, в печати появился официальный отчет «О разработке атомной бомбы под наблюдением правительства США» — книга физика Г. Д. Смита под названием, которое не так разъясняло, как угрожало: «Атомная энергия для военных целей». Книга готовилась параллельно с бомбами, писалась с такой же поспешностью, с какой они собирались: предисловие автора помечено 1 июля 1945 года. А уже 1 сентября 1945 года — еще не погасли пожары в Хиросиме и Нагасаки — вышло второе издание. В него включили главу, описывающую, какие разрушения произвела экспериментальная бомба, испытанная в пустыне штата Нью-Мексико около авиабазы Аламогордо. О Японии говорить было еще рано, в японские разрушенные города еще нельзя было пробиться сквозь стены огня, а ужаснуть читателей всего мира не терпелось!

И с почти не скрываемым самодовольством официальный отчет устанавливал две основные истины: изготовление ядерной бомбы невероятно сложно даже такой индустриализованной стране, как США, это еле удалось путем мобилизации всей промышленности и затраты двух миллиардов долларов; разработка ее конструкции требует таких специальных знаний, такого интеллектуального потенциала, что и величайшей капиталистической державе мира, отнюдь не бедной учеными, удалось достичь успеха, лишь объединив творческие умы половины мира в единый коллектив — американцев, англичан, итальянцев, французов, датчан и других, — одних нобелевских лауреатов-физиков было десять! И все главные научные достижения, все уникальные открытия, положенные в основу ядерного оружия, — под секретом: страна, пытающаяся создать подобное же оружие, должна совершить такой же научный подвиг.

Смысл был ясен: мы — сделали, другие — не сумеют! Это был вызов, брошенный тем, кто не захочет подчиниться американскому диктату. Отныне на все международные события ложилась зловещая тень атомной бомбы.

Тысячи статей в американских газетах тысячекратно усиливали ликование и угрозы, содержащиеся в подтексте официального отчета.

Вероятно, ни одно из радиосообщений не слушалось в эти дни так напряженно-внимательно в лаборатории № 2, как повторяющиеся репортажи о применении американцами ядерного оружия. Невероятно сложными были чувства физиков: и негодование, что ядерные реакции использованы для уничтожения людей; и удовлетворение, что сама по себе проблема реальна: да, можно создать саморазвивающуюся ядерную цепную реакцию, — стало быть, стоим на верном пути; и сожаление, что этой цепной реакцией американцы овладели раньше нас, а можно было бы показать миру, что урановая энергия годится не только на роль всеобщего страшилища; и возбуждение — мы отстали, надо ускорить работы, надо всемерно их ускорить!