Сергей Снегов - Прометей раскованный. Повесть об Игоре Курчатове

С радием работать было проще, чем с радоном: активность радона быстро падала, активность радия не менялась. Зато экспериментировать можно было только ночью, а утром радий возвращался к хозяевам. Ночная работа никого не смущала, в Харькове, как и в Ленинграде, все часы считались рабочими. Платиновую трубочку с радием освобождали от ее золотой и серебряной оболочек, вставляли в пробирку с порошкообразным бериллием — источник нейтронов сразу начинал действовать. Курчатов захотел сам собрать источник, но обожженные пальцы — с них в очередной раз слезала огрубевшая кожа — не сумели развернуть серебряную оболочку. Лейпунскому тоже не удалось с ней справиться. Тимошук ловко развернул и серебряный и золотой листочки. Курчатов добродушно заворчал:

— Ну и молодежь! Так и оттирает старших.

Лейпунский добился и того, чтобы УФТИ выделили свой радий; можно уже было не бегать вечером к соседям и работать не только ночью. Зато завели охранника, он сидел в помещении с заветным сейфом. Лаборантка Зина Тюленева — по совместительству лихая парашютистка — вскоре обнаружила, что охранник часто похрапывает на посту. Она стянула винтовку и подняла тревогу. Испуг охранника, метавшегося по комнате в поисках исчезнувшего оружия, по силе был сравним лишь с ликованием коварной лаборантки, усердно помогавшей ему в осмотре всех закоулков и тайников.

Курчатов рассказал Синельникову, что у него с Арцимовичем разногласия в толковании совместного опыта, это задерживает опубликование результатов. Кирилл, по совместительству заведующий институтской библиотекой, принес только что полученный итальянский журнал.

— Здесь что-то о резонансном поглощении нейтронов.

Курчатов молча пробежал глазами новую заметку Ферми. Предсказания Алиханова оправдались быстро. Пока они с Арцимовичем дискутировали, Ферми поставил такие же опыты, получил такие же результаты — и немедля послал сообщение в печать. Ленинградцы упустили открытие. Теперь о собственной своей находке они обязаны говорить: «Таким образом, нами подтверждено замечательное наблюдение итальянских физиков».

Синельников старался утешить огорченного друга:

— Конечно, обидно, Игорь. Но ведь не ради собственного приоритета мы работаем. И важно, что стоим на переднем крае мировой науки. Скачем ноздря в ноздрю с самыми видными западными исследователями.

Все это было верно, конечно. И в науке работали ради нее самой, а не для личной славы. И что уже скакали «ноздря в ноздрю» с западными мастерами, утешало. Но потерянный приоритет огорчал, с этим уж ничего нельзя было поделать.

Уезжая, Курчатов еще раз уточнил с Лейпунским план совместных работ. Сегодня УФТИ — лучшее место для исследований атомного ядра. Вести такие работы порознь в разных городах — кто раньше обгонит другого — нерационально. Совместное исследование по единому плану — единственно верное решение. Они должны обмениваться работниками, это превратит их институты в нечто научно единое. Как отнесутся в Харькове к тому, что он пришлет из Ленинграда Щепкина и еще кого-нибудь?

— Присылай, — сказал Лейпунский. — А я отпущу с тобой Мишу Тимошука и Васю Дементия, пусть и они посмотрят Ленинград. Они, наверно, не видели реки шире Лопани. Между прочим, удивляюсь тебе, Игорь!

Курчатов высоко поднял брови. По какому случаю удивление? Лейпунский снова раскритиковал химические источники нейтронов. В Харькове хоть разжились собственным радием. А в Ленинграде работают с радоном, поток нейтронов все время слабеет, через пять-шесть дней надо снова выпрашивать радон. Между тем в том же Радиевом институте третий год строится циклотрон — и никак не достроят. Почему Курчатов мирится с таким безобразием?

— Ты забываешь, что я не работник Радиевого института.

— Мог бы предложить свою помощь. Неужто Мысовский откажется?

Возвращался домой Курчатов через Москву. В Москве он водил своих спутников Тимошука и Дементия по разным примечательным местам — в институты, в музеи, на выставку. Особенное удовольствие им доставляли поездки в недавно пущенном метро. Курчатов с увлечением катался на эскалаторе. Он способен был, спустившись вниз, тут же опять подняться. Высокие эскалаторы были на станциях Кировская и Красные ворота. Неоднократно получалось так, что, оказавшись в метро, трое физиков выходили как раз на этих станциях — и всласть катались на самоходных лестницах.

В Ленинграде уже знали, что римляне напечатали статью о резонансном поглощении нейтронов. Арцимович, подавленный, даже не оправдывался. У него были часты смены настроения — от шумной язвительности к мрачному унынию. Курчатов старался его утешить. В конце концов, они лишь начинают исследования в нейтронной физике, успехи еще ждут их.