Сергей Снегов - Прометей раскованный. Повесть об Игоре Курчатове

Процедура повторяется еще раз… И. В. Курчатов быстро выводит аварийные стержни из реактора. График показывает почти линейный рост мощности. Впервые звуковые сигналы становятся воющими. Световые индикаторы уже не мигают, а светятся ярким желтоватым светом».

В 18 часов 25 декабря Курчатов остановил испытание. Он поцеловал Панасюка, с ликованием объявил:

— Отныне атомная энергия подчинена воле советских людей!

На другой день состоялся официальный пуск атомного реактора в присутствии представителей правительства.

На стене здания, где работает реактор, теперь висит мемориальная доска с надписью:

«25 декабря 1946 года в этом здании впервые на континенте Европы и Азии И. В. Курчатов с сотрудниками осуществил цепную реакцию деления урана»

Еще, вероятно, никогда научные работы не велись с такой интенсивностью, как в послевоенные годы в институтах, связанных с выполнением атомной программы. И хотя условия секретности не позволяли часто знать, для чего конкретно предназначено данное исследование, кто им воспользуется, будет ли оно очень важным или мало полезным, — а раньше без такого понимания и думать нечего было об экспериментах, — зато сознание, что оно «нужно для атома», перекрывало все неудобства, заставляло работать с интенсивностью, прежде неслыханной. Обстановка атомного шантажа на Западе безмерно обострила у каждого ученого, инженера, рабочего чувство заинтересованности в том, чтобы исполняемое дело было выполнено скоро и квалифицированно. Сегодня, оглядываясь на те прошлые годы, можно твердо установить, что именно это чувство личной ответственности и было одним из важнейших стимулов, одной из важнейших причин успешного выполнения ядерной программы.

Академик Илья Ильич Черняев, директор ИОНХа, видный специалист по платине, вызвал к себе двух своих докторов — Анну Дмитриевну Гельман и Абрама Михайловича Рубинштейна — и вручил им новое задание. Нужно срочно разрабатывать методы получения чистого плутония из растворов, где он будет находиться в комбинациях по крайней мере с двумя десятками других элементов, а каких именно, никто не знает.

— Вместо каких работ мы будем вести эту? — осведомились оба химика.,

— Не вместо, а сверх! — отрезал академик. — План института остается прежним, добавляется это задание, и притом сверхсрочно!

Анна Дмитриевна, секретарь парткома института, возмущенная ломкой исследовательской программы ИОНХа, добилась приема у зампреда Совнаркома — новое задание исходило от него. Первухин на второй фразе прервал рассерженного химика:

— Я сочувствую вам, но отменить задание не могу. В нем заинтересованы наши физики-атомщики.

— Понятно, — сказала Анна Дмитриевна, ничего больше не уточняя.

И, возвратившись в свой институт, она стала детально разрабатывать методику глубокой очистки плутония.

О том, чтобы получить для экспериментов сам плутоний, и говорить было нечего, этот элемент имелся в стране лишь в индикаторных количествах, даже не в микрограммах. Методика очистки разрабатывалась на имитаторах — других элементах, сходных по своим химическим свойствам с плутонием.

Курчатов знал, что любое задание, выданное любой организации, будет выполняться со всем тщанием: стоило только намекнуть, что в нем заинтересованы физики — и можно не опасаться ни сопротивления, ни нерадивости. И если он иногда затруднялся, что требовать и какие установить сроки, то лишь потому, что не все еще было понятно ему самому.

Он искал главное направление, по какому надо было двигаться.

Программа, намеченная в 1943 году, выполнялась. Все направления поисков приводили к успеху. Но успех был неодинаков по значению. И хотя работы не были закончены, Курчатов видел, что на одних надо концентрировать усилия — выдать проектное задание, срочно подготавливать строительство заводов, — а другие оставлять в резерве.

Термодиффузионное разделение изотопов урана, начатое еще в Казани в 1943 году, перенесли в следующем году в Ленинград — Физтех возвратился в родные места. В Москве основные эксперименты вел Юрий Лазуркин. В Ленинграде аналогичные опыты ставили Кобеко, Русинов и другие физтеховцы. В 1946 году Александрова назначили директором Института физических проблем, он совмещал руководство институтом с темой, взятой у Курчатова. Лазуркин разрывался между бывшим «Капичником», где разместили лабораторию, и электростанцией МОГЭС, напротив Кремля: там проводились эксперименты в жидкой фазе и с паром. В решающие недели опыты шли круглые сутки. В зале для физиков отгородили железными листами угол. Пар свистел и одурял, температура поднималась до 40°, не хватало воздуха. Александров, как-то проработав несколько часов в такой атмосфере, потерял сознание. Эксперименты показали, что разделение урана идет неплохо, но требует много энергии и пара. Большая энергоемкость термодиффузионного способа делала его слишком дорогим. К таким же выводам пришли и «термодиффузионщики» Ленинграда. Курчатов просмотрел предварительные результаты, посоветовал доисследовать процесс, но для практического применения не взял. Можно было ограничиться отчетом по теме.