Снегов Снегов - Прометей раскованный

В разговор вступил Сциллард. У этого человека «жилка уважения» к высоким военным чинам была не очень развита.

— Наша оценка верна с точностью до двух порядков, генерал.

Гровс высоко поднял брови:

— Два порядка? Как это надо понимать?

— Один порядок — десять раз, два порядка — сто раз,— хладнокровно разъяснил Сциллард.

Генералу показалось, что его вышучивают. Но он сдержался.

— Ваши слова, если я правильно понял, означают, что бомба может содержать с одинаковым вероятием и четыре, и четыреста килограммов плутония?

— Вы правильно меня поняли.

— Физика, кажется, называется точной наукой?

— Тоже верно. Физика — точная наука.

— А физические расчёты неточны?

— А физические расчёты неточны.

— Иначе говоря, вы мне предлагаете строить завод, планируя на бомбу с равной вероятностью и четыре и четыреста килограммов веса? Вы не находите, что в мире ещё не существовало такого идиотского планирования?

— Вполне возможно. Со своей стороны добавлю, что в мире ещё не существовало атомной бомбы. Считаю, что её создание требует известных жертв со стороны планирования.

Взаимная неприязнь, характеризовавшая дальнейшие отношения Гровса и Сцилларда, началась, вероятно, именно в этот день. Генерал, впрочем, был щедр, когда тратил деньги налогоплательщиков, а не собственные. Он утвердил проект плутониевого завода в Хэнфорде, так и не добившись от учёных, сколько понадобится на одну бомбу этого никем ещё не виданного без микроскопа вещества.

Зато, чтобы продемонстрировать своё презрение к дурачащим его учёным, он не приехал на пробный пуск атомного реактора, совершившийся в Чикаго 2 декабря 1942 года.

Этот ветреный и морозный день золотыми буквами занесён в историю мировой науки.

Последние испытания начались с утра. Ферми, окружённый помощниками и гостями, командовал со специально выстроенного балкона запуском цепной реакции. Выдвижением регулирующего кадмиевого стержня занимался Вейл. Другой, аварийный кадмиевый стержень был поднят над самым колодцем в толще графита, и около него с топором в руках стоял Хиллбери: ему было поручено обрубить канат, державший толстый стержень, если понадобится срочно оборвать реакцию, но автоматический спуск не сработает. Группа рабочих, дежурившая в стороне с вёдрами жидких солей кадмия, представляла последнюю линию спасения: они должны были влить в реактор содержимое своих вёдер, если откажут все остальные меры безопасности.

Среди наблюдателей находился Артур Комптон, руководитель «Метлаба», и инженеры компании, проектировавшей плутониевый завод в Хэнфорде: если бы испытание кончилось неудачей, проект превратился бы в кучу бесполезной бумаги, а тайное подозрение Гровса, что его водят за нос, стало бы уверенностью.

Ферми приказал удалить все кадмиевые стержни, кроме центрального. Одновременно он давал объяснения гостям, не отрывавшим глаз от щитов, где самописцы вычерчивали кривые интенсивности реакции:

— Как видите, цепной реакции ещё нет. Но вот мы поднимаем на несколько футов последний кадмиевый стержень — кривая идёт выше, счётчики щёлкают громче. Но это ещё не цепная реакция. Мы не торопимся. Если нейтронов станет освобождаться слишком много, все мы взлетим на воздух. Но не бойтесь, по расчёту взрыв исключён.

Неизвестно, все ли гости и физики верили в надёжность математических расчётов, но все заволновались, когда Ферми сказал, что подъём стержня ещё на один фут породит цепную реакцию. Теперь смотрели уже не на приборы, а на Ферми. Настал торжественный миг. Ферми понимал, что каждое слово, сейчас им сказанное, будет запомнено, будет записано, будет повторено в мемуарах, статьях, даже школьных учебниках. И от него несомненно ждали ликующего восклицания, величественно-торжественной фразы, похожей на лозунг, брошенный всему человечеству. Ферми улыбнулся, посмотрел на часы и произнёс то же, что говорил восемь лет назад в Риме, когда Понтекорво открыл, что серебро по-разному активируется нейтронами:

— Идёмте-ка обедать!

После обеда стержень был выдвинут на последний фут, и в массе графита и урана началась самоподдерживающаяся цепная реакция. Реактор работал ровно — количество нейтронов, рождавшихся при распаде ядер урана, точно равнялось количеству поглощаемых в нём.

Впервые в истории человек зажёг огонь, происходящий не от солнца. Ворота в атомный век были распахнуты.

Леона Вудс, стоявшая неподалёку от Ферми, громким шёпотом спросила: