Array Коллектив авторов - Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

Таким педагогам честные граждане отдают своих детей, дороже которых у них ничего нет, такие педагоги жалуются, что не воздается им за труды достойное вознаграждение! Палач отдавал отчет в своей ошибке, но предпочитал упорствовать в своем безумии, нежели осознать свою вину; и против людей такого рода не дано право возбудить судебное дело за плохое обращение, и против столь страшной жестокости суровые законы не имеют силы. Ни у кого гнев неукротим более, чем у тех, кто страдает эпилепсией. Сколь много вещей, недостойных [даже] ни фригийцев, ни скифов, вкралось в жизнь христиан; из них укажу на одну, не вполне чуждую этой теме. Тех, кто приходит впервые в публичную школу, понуждают снять кожу новичка (beanum exuere) – варварскому делу равно и слово найдено варварское [389]. Юношу благородного происхождения послали обучаться свободным наукам. Но с помощью столь недостойных свободного существа унижений он посвящается! Сначала ему мочат подбородок, как бы намереваясь сбрить бороду, для этого применяют мочу или кое-что гаже мочи. Эту жидкость насильно вливают в рот и выплюнуть ее нельзя. Жестокими ударами сбивают, разумеется, рога; иногда новичков заставляют выпить много уксуса или съесть соли либо чего-то другого, что придет в голову необузданно дерзким юношам. Ведь затеявшие игру требуют от новичка дать клятву, что он будет повиноваться всем их приказаниям. Наконец, они подбрасывают его вверх и его спиной как тараном бьют в дверь, сколько им хочется. Эти столь грубые унижения вызывают иной раз лихорадку или неизлечимую боль в спине. Пошлая игра заканчивается наверняка пьяной пирушкой.

С такого введения начинается изучение свободных искусств. Но с таких знамений подобало начинать палачу, мучителю или совратителю либо продажной души карийцу или галернику, а не мальчику, посвященному музам и грациям. Удивительно видеть, что так безумствуют юноши, предающиеся свободным наукам, но еще удивительнее, что это одобряют наставники юношества. В оправдание столь мерзкого безобразия ссылаются на обычай, словно обычай делать дурное не есть всего лишь застарелое заблуждение, которое надо выкорчевывать с тем большим усердием, что оно уже незаметно прокралось ко многим. Так, даже у теологов продолжает существовать обычай vesperarium – поистине нелепую вещь обозначают нелепым словом [390], достойный скорее шутов, чем теологов. Но у тех, кто своим занятием делает свободные искусства, и шутки должны быть благородные.

Однако вернусь к детям, для которых нет ничего вреднее постоянных побоев; их непомерность приводит к тому, что ребенок, более способный от природы, становится упрямым, а более заурядный впадает в отчаяние, от частого повторения побоев тело становится к ним нечувствительным, а душа становится нечувствительной к словам. Мало того, и порицание слишком суровое к детям не следует применять часто. Лекарство, неправильно употребляемое, усиливает болезнь, вместо того чтобы ее облегчить, употребляемое постоянно, мало-помалу теряет целебное свойство и действует так же, как действует обычно неприятная и мало полезная для здоровья пища. Здесь перед нами возопят оракулы евреев: «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его» [391]. И снова: «Нагибай шею его в юности и сокрушай ребра его, доколе оно (дитя) молодо…» [392]Возможно, подобное наказание некогда подходило иудеям. Сегодня слова евреев надлежит толковать способом, более достойным гражданина [393]. А если кто будет донимать нас словами и восклицаниями, скажу: что нелепее, чем нагибать шею мальчика и бить тело ребенка, неужели ты не веришь, что бык предназначен для плуга, осел для перевозки грузов, а человек для добродетели? Какая же награда нам обещана? «Чтобы не льстил у дверей ближних», – говорят. Боятся бедности для сына своего как наивысшего зла. Что ничтожнее этого суждения? Пусть будет нашей розгой благородное увещевание, иногда и порицание, но основанное на мягкости, а не приправленное раздражением. С помощью этой плетки будем усердствовать в отношении своих детей, дабы правильно воспитанные в своем доме обрели науку добродетельной жизни и не были вынуждены при ведении дел нищенски выпрашивать совета у близких. Философ Ликон указывает на два самых сильных стимула для нравов детей – стыд и похвалу [394]; стыд – это страх перед справедливым позором, похвала же – кормилица всех искусств. Этими стимулами возбудим умы детей. А теперь, если угодно, покажу тебе и палку, чтобы сокрушать ребра своих детей. «Труд неустанный все побеждает» [395], – говорит наилучший из поэтов; будем на страже, подтолкнем, настоим, требуя, повторяя, внушая. Этой палкой будем бить бока своих детей. Пусть прежде всего они научатся любить нравственность и знания и восхищаться ими, а позор и невежество ненавидеть. Пусть слышат, как одних хвалят за честные поступки, других порицают за дурные, пусть им показывают примеры тех, кто своей образованностью стяжал высочайшую славу, богатство, достоинство и авторитет, и, с другой стороны, примеры тех, чьи бесчестные нравы и никакими науками не облагороженный ум принесли бесславие, презрение, бедность и погибель. Такие палки, без сомнения, достойны христиан, учеников кротчайшего Иисуса.